Время Черной Луны

больших кукол из магазина "Взрослый мир"...

...Я знал, что мне суждено делать это много раз, и я делал и делал это много раз под команду чужого голоса, и застывал над могилами, и раскапывал могилы, и засыпал песком все те же застывшие глаза.

Но однажды закатный луч вонзился-таки в мое сердце, и прожег дыру в моем сердце, и горечь, перемешанная с грустью, хлынула из моего сердца. Я отшвырнул лопату, повернулся и побежал прочь от могил и темных фигур моих коллег, побежал по рыхлому песку, эадыхаясь и чувствуя, что наконец-то превращаюсь в себя.

17.

Я бежал по рыхлому песку, и он становился асфальтом, и я успел-таки вскочить в задние дверцы троллейбуса, лишив водителя удовольствия оставить меня с носом. "Компостируйте талоны. На линии работает контроль", - мстительно объявил водитель в хрипящий микрофон, и в салоне нехотя и редко защелкали компостеры. Я пошарил в карманах куртки, в карманах брюк, ничего, кроме пистолета, не обнаружил и, держась эа поручень, притаился на задней площадке, внимательно вглядываясь в темное окно и делая вид перед безучастными пассажирами, а главное, перед водителем с его обзорным зеркальцем, что страшно занят тем, чтобы не прозевать какой-то чрезвычайно важный для меня объект за окном.

На остановке я скатился со ступенек, чуть не сбив с ног рвущуюся в троллейбус тетку с большой сумкой, и пешком направился к дому Марины, не рискуя уже бесплатно пользоваться общественным транспортом. Мне сейчас ничего не нужно было от нее. Я просто хотел увидеть ее живой и убедиться, что это вовсе не она осталась там, в песчаной могиле, бесследно просачиваясь сквозь песок и вновь появляясь по команде неведомого голоса.

Был теплый вечер, над липами горели фонари, за освещенными окнами домов люди занимались обычными делами. Мчались куда-то автомобили, из коммерческого киоска доносился рыдающий магнитофонный голос очередной певучей бабочки-однодневки, на скамейках у кинотеатра визжали и хохотали, как всегда, отары подростков. Граждане и гражданки постарше торопились по домам, держа пакеты, кульки и кулечки. Очередной день уходил в небытие, но ни на мгновение не останавливался конвейер таких же очередных однообразных дней. Серый поток бытия струился по давно укатанному руслу. Было бы очень странно, если бы из-за светофора выполз вдруг бедж-Ледокол, прижав к обочине троллейбус; было бы очень странно, если бы из гастронома вылетела вдруг девушка с зелеными глазами, зажав под мышкой бутылку кефира; было бы очень странно, если бы от коммерческого киоска отошел вдруг служитель Уллор, распечатывая пачку импортных сигарет...

Я все-таки на всякий случай посмотрел на небо - и не увидел неба; птица Рон не смогла бы залететь сюда, в этот город под серым покровом, в этот мир, погруженный на дно повседневности...

Я пересек десяток перекрестков и свернул во двор - площадку между домами, на которой в окружении пирамидальных тополей располагались мусорные контейнеры, погреба и сломанные детские качели. Вошел в темный подъезд, поднялся