Лучшая зарубежная научная фантастика

Итак, Мэллоув ошибся. Люди из Разведки планировали именно уличные бои. А Макс оказался в ловушке в тылу врага. В своей камере он был бы в большей безопасности.

Двигаясь перебежками, он забился в очередной проулок, рванул предательскую черную форменную рубашку; пуговицы полетели во все стороны. Футболка привлечет меньше внимания — ведь снайперы ищут людей в черном. Запихнув пистолет в карман брюк, он затесался в группу старух с кошелками, набитыми хлебом и овощами. Ссутулился, опустил голову и перешел улицу, прячась у них за спинами.

— Ну что — не успел одеться, ее муж пришел? — усмехнулась одна из женщин.

«Чтоб тебе пропасть, — хотел было сказать Макс. — У меня в кармане пистолет». У тротуара на противоположной стороне улицы он отошел от них.

Правительственная машина без опознавательных знаков — хотя черный цвет и тонированные стекла выдавали ее принадлежность — пронеслась по улице в сторону Департамента образования. Макс вжался в дверной проем, чтобы пропустить ее.

Пройдя квартал и оказавшись в бедном районе, он проскользнул в какой-то магазинчик и купил телефонную карту — скорее всего, выпущенную незаконно, потому что продавец взял наличные. Затем спрятался в углу у окна и осмотрел улицу. Набирая частный номер, принадлежавший привратнику Дрожина, который прочно запомнил и которым никогда не пользовался, Макс заметил на руке несколько царапин. Должно быть, его поранил солдат, когда они боролись за пистолет…

— Кто говорит? — раздался голос на другом конце провода еще прежде, чем закончился первый гудок.

— Мне нужен дядя Уиггли, — начал Макс. — У Питера Кролика неприят…

— Извините, вы ошиблись номером.

Короткие гудки.

Как и в первый раз, когда он звонил из дрожинской тюрьмы.

Внезапно, словно пуля снайпера, Макса пронзила мысль: а вдруг Дрожин уже умер? Хитрый старый сукин сын должен же был когда-то сыграть в ящик, и, подобно всем остальным своим поступкам, он сделал это тайно.

Если это так, Макс сейчас в глубокой заднице. Кому достанется Разведка? Номинальным заместителем Дрожина являлся Хьюберт, но у него не было никакой реальной власти. Костигана следовало опасаться, но Дрожин, скорее всего, оставил инструкцию убить его после своей смерти. Он доверял этому человеку только потому, что тот его боялся. Единственным, кого Макс знал лично, был Обермейер. Он многие годы был непосредственным руководителем и связником Макса и докладывал о результатах напрямую Дрожину. Ему наверняка поручалось прикончить Костигана, и тому вряд ли предстояло прожить больше суток.

Итак, если Дрожин мертв, а Мэллоува только что пристрелили, — судя по всему, дело обстояло именно так, — то Максу тоже не грозило дожить до утра. Если его не убьют по чьему-либо приказу, он погибнет случайно.

Продавец уставился на посетителя, разглядывая окровавленную руку и форменные брюки. По телевизору шел репортаж о путче. Если журналисты уже на месте, значит, все было заранее спланировано. Тогда Максу действительно крышка.

Он выдернул карту из щели, сунул ее парню и швырнул на прилавок деньги.

— Активируйте телефон еще раз.

Продавец, покачав головой, отодвинул деньги.

Макс выхватил из кармана пистолет и приставил его к виску продавца. Тот скосил глаза на его обручальное кольцо.

— Я хочу позвонить жене, предупредить, что ей грозит опасность. Потом я исчезну.

Избегая смотреть ему в лицо, продавец выбил чек и активировал телефон.

После нескольких длинных гудков включился автоответчик.

— Это дом… — она назвала другое имя, настоящее имя Макса. Голос у нее был немного хриплый — она шутила, что охрипла, крича на детей, но на самом деле она просто слишком много времени провела на суровой планете, дыша песком и пылью. — Сейчас он не может говорить с вами, но, если вы оставите сообщение, мы вам перезвоним.

Он помедлил.

— Дорогая, это я. Я в столице, но скоро, возможно, уеду. Не знаю, когда вернусь…

Мимо магазина пробежало несколько солдат в светло-коричневой форме пехоты разведывательного управления. Макс отступил за стойку с яблочными чипсами.

— Я… я, — он не смог заставить себя произнести слово «люблю», и вместо этого сказал фразу, понятную только им двоим, — хотел бы сейчас лежать с тобой на пляже. Береги себя.

Он повесил трубку и, подняв голову, увидел направленный на него электрошокер.

Макс выпустил из пальцев телефонную карту, и она со стуком упала на пол. Второй раз за полчаса он поднял руки, притворяясь, что сдается, а сам быстро отступил к двери.

Сунув пистолет в карман, он опрометью выбежал на улицу. Здесь, как это ни странно, было тихо и безлюдно, лишь из одного переулка доносились какие-то крики. Макс повернул в противоположном направлении, пронесся по улице, окруженной жилыми домами, перепрыгнул через стену и оказался в чьем-то саду. Пересек задний двор, оставив позади чьи-то удивленные лица и, наконец, оказался на угловом участке, занимаемом одной из старых Простых Церквей.

Это было длинное одноэтажное здание, которое могло сойти за бункер, если бы не окна.

Революционеры, оказавшись у власти, не стали уничтожать церкви. Священники, поддерживавшие новый режим, процветали; некоторые церкви, подобно этой, Святилищу Колеблющихся, служили «почтовыми ящиками», через которые шпионы Дрожина передавали информацию в Разведывательное Управление.

Макс вошел и, обогнув скамьи, приблизился к Алтарю Святого Духа, расположенному в боковом приделе. Шепча молитву, он наугад открыл древнюю засаленную Библию. Он не собирался читать ее — это был ритуал.

Он закрыл глаза, ткнул пальцем в страницу, затем взглянул на слова. Второзаконие, 14:2: «Ибо ты народ святой у Господа Бога твоего, и тебя избрал Господь, чтобы ты был собственным Его народом из всех народов, которые на земле».

Что значит эта фраза сейчас, когда они уже не на Земле? Макс никогда не был силен в теологии, так что этот вопрос его не особо волновал. Он взял огрызок карандаша и бумажку для молитвенных записочек и направился к стене, у которой стояли коленопреклоненные верующие. Выбрал место как можно дальше от двух женщин, очевидно, матери и дочери, закутанных в одинаковые алые шарфы, старательно, молча царапавших свои записочки. В углу висел телевизор; по нему повторяли старые записи проповедей Ренье Голден, Золотой Пророчицы, основательницы Простого Христианства.

«Судьба, определенная нам Господом, видна из испытаний, которые Он ниспосылает нам», — говорила Золотая Пророчица.

Макс узнал эту проповедь — она была произнесена на берегу реки в Ростове-на-Дону, на юге России. Голден была американкой, но она обратила в свою веру много людей во время двух продолжительных визитов в бывший Советский Союз, Болгарию, Сербию и Грецию. Сотни тысяч новообращенных последовали ее призыву покинуть планету. Она умерла, так и не успев улететь с Земли, но тем самым лишь уподобилась Моисею, которому не суждено было достичь земли обетованной. Ее последователи образовали многонациональное общество, которое держалось на одной только силе — вначале на силе ее личности, затем на трудностях, возникших при освоении Иисусалима, а затем, наконец, на силе патриархов и революции, самой могучей из всех.

Макс больше десяти лет не пользовался этим почтовым ящиком. Он сложил руки и принялся от всего сердца молиться богу шпионов и тех, кто оказался в тылу врага, чтобы получатель когда-нибудь наведался сюда.

Затем взял карандаш и начал писать, надеясь, что человек, которому предназначалось письмо, расшифрует старый код.

«Я обращаюсь к тем, кто слушает меня сейчас посредством спутников; я хочу, чтобы вы взялись за руки. Протяните руку и прикоснитесь к телеэкрану…»

Он писал медленно. Код основывался на словах, обозначавших членов семьи. «Тетя» означала одно, «дядя» — другое, а определенные слова придавали сообщению тайный смысл.

«Господь указал нам, как строить корабль, подобно тому, как Он дал Ною план ковчега. Только на этот раз мы отправимся прямо на небеса. Вознесите молитвы в сердце своем, и там, на небе, вы сможете повторить их перед лицом Бога…»