Лучшая зарубежная научная фантастика

Он поднялся в автобус, отметив, что именно на таких автобусах женщины ездили навещать детей, переселившихся в новые города у побережья. Еще одна тонко продуманная деталь. Очень обнадеживает.

Макс, распихивая людей, пробрался сначала ко второй двери, затем — к раздвижным дверям, разделявшим переднее и заднее отделение, и обнаружил, что обе они заперты. Вот это не обнадеживало.

Автобус состоял из трех секций: кабины, полностью изолированной от салона, что было немаловажно для этой поездки, и двух отделений, в каждом из которых имелось по сорок восемь сидячих мест. В каждое отделение можно было запихать по шестьдесят-семьдесят человек.

Кто-то толкнул Макса, потом еще кто-то толкнул их обоих. Становилось все теснее, от сильного запаха пота, гнилых зубов и заплесневелой еды кружилась голова. Охранники заорали: «Проходите вперед, не стойте у дверей!» и буквально впечатали в автобус нескольких последних арестованных. Все это напоминало какую-то пародию на игру в музыкальные стулья, где музыкой служили проклятья, а стульями — металлические скамьи. Дверь захлопнулась, сдавив толкавшихся людей. В окно Макс увидел, как охранники запихивают остальных арестованных во второе отделение.

Чья-то рука, проскользнув сквозь стену тел, сжала локоть Макса. Он дернулся, попытался вырваться, но лишь привлек обладателя руки ближе к себе.

— Эй, это я, Василий.

— Вообще-то, я больше не нуждаюсь в конвоире, — заметил Макс.

— Передние двери закрыты.

— А также задние, и еще двери во второе отделение.

— Что же нам теперь делать? Вы — старший офицер Департамента…

— Тс-с, — зашипел Макс, зажимая Василию рот.

— Никомедес — наконец я вас вспомнил! — раздался голос с ближайшей скамьи. Майор из фургона. На щеке у него красовался синяк, губа раздулась от удара по лицу. — Я так и знал, что где-то встречал вас.

— Мне очень жаль, — ответил Макс.

— Майор Вениамин Георгиев, — представился новый собеседник, пододвигаясь и давая Максу место. — Я служил вместе с вами на «Иерихоне», много лет назад.

— А, вы были радистом, — вспомнил Макс, садясь. Он узнал этого человека, когда тот назвал имя и корабль. Очередной шанс сохранить инкогнито, притвориться никем и остаться невидимкой ускользнул. Автобус рывком тронулся с места, люди с руганью повалились друг на друга. — А я думал, вы из армии.

— Я перевелся. Дух революции побудил меня присоединиться к Департаменту политического образования. — Георгиев осмотрел автобус. — Тогда это казалось отличной мыслью.

— Вот вы двое, — встрял Василий. — Вы ведь знаете, как нам отсюда выбраться, да?

Георгиев не обратил на него внимания.

— Убийство адарейцев было ошибкой, — продолжал он, обращаясь к Максу. — Теперь Адарес обратится против нас — сначала начнется политическое давление, затем вооруженный конфликт.

— Возможно, — пожал плечами Макс. — Но Разведка сможет утрясти это дело — скажут, что ошиблись в суматохе. Свалят вину на дезертиров, чисто символически накажут нескольких мелких сошек, казнят кого-нибудь из вышестоящих, а потом как-нибудь умилостивят Адарес.

— Сомневаюсь, что дело на этом закончится; так никогда не бывает. Вы не слыхали байку о тайной полиции? — спросил Георгиев.

— Может, и слыхал, — ответил Макс.

— Какую именно? — вмешался Василий.

Георгиев поднял голову и взглянул на бывшего охранника.

— Тайная полиция пришла за адарейцами, и никто не попытался их остановить; они забрали адарейцев.

Макс вспомнил этот бородатый анекдот; Василий спросил:

— И что?

— Затем тайная полиция пришла за иноверцами, никто не попытался помешать им, и всех забрали. Потом пришли за грешниками-прелюбодеями, тайными осквернителями тела, теми, кто пользуется запрещенными технологиями — и никто им не помешал.

— И они забрали грешников, — заключил Василий.

— Точно, — подтвердил Георгиев. — А когда пришли за мной, я сказал: «Здравствуй, брат. Неплохо служить в тайной полиции, а?»

Василий помолчал, затем хихикнул. Автобус резко затормозил, вдавив их в спинки сидений, затем понесся вперед.

Молодой человек с вялым подбородком, сидевший рядом с ними на скамье, наклонился поближе.

— Я слышал ваш разговор, ребята. А вы знаете, тот парень, которого пристрелили у ворот…

— Бухгалтер? — переспросил Георгиев. — Он сказал мне, что он бухгалтер.

— Никакой он не бухгалтер, как раз про это я вам и хотел сказать. — Большим пальцем он показал за спину. — Один парень там, сзади, говорит, что он его узнал — это актер. Все было подстроено. Пока мы залезали в автобус, он встал и пошел прочь.

— Не пошел, — перебил его другой юнец, державшийся за поручень. — Двое солдат помогли ему встать, как будто волокли тело — но было видно, что он притворяется мертвым.

— Вот видите — они просто хотят нас напугать, — сказал первый парень и засмеялся, стараясь показать, что он-то все понимает.

— Ну что ж, им это удалось, — пробормотал Василий, потирая горло там, где раньше у него висел крест. — Я боюсь.

— С адарейцами тоже все было подстроено, — заметил Макс. — Талантливые актеры, а?

Мальчишка на скамье, тот, что с вялым подбородком, отвернулся и ничего не сказал. Но тот, что стоял над ними, держась за поручень, ответил:

— Ну да, все это просто большая афера. Я слышал, что Мэллоув и Дрожин разработали план вместе — собирались объединить два департамента. И когда Дрожин умрет, Мэллоув захватит все в свои руки.

Вокруг загомонили, передавая эту историю и сочиняя новые версии. Их небольшая группа некоторое время сидела молча.

Затем Макс кашлянул.

— А вы не слышали байку насчет Дрожина? Как проверить, жив он или умер?

Майор Георгиев уставился на Макса с деланно бесстрастным лицом. Два юнца ждали ответа. Наконец, Василий не выдержал:

— Ну и как?

Макс приставил к его лбу палец, словно дуло пистолета.

— Что ты сейчас сказал?

Георгиев глупо ухмыльнулся, парни нервно захихикали. Макс откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, стараясь не обращать внимания на стиснувшие его тела. Он начал этот день в качестве узника, ожидающего весточки от своего контакта в Разведке. Вечер застал его узником, ожидающим весточки из Разведки. Ничто не изменилось. Но когда он представил себе расстояние, разделявшее утреннее крещение адарейца перед казнью и зверское убийство его собратьев в парке, он почувствовал, что изменилось все.

Он слушал шорох колес и не мог избавиться от воспоминания о реве косилки, несущейся по головам, торчащим из засыпанной гравием ямы.

— Никомедес, вставайте. — Кто-то тряс его за плечо.

Еще как следует не проснувшись, Макс оторвал от себя чужую руку и вывернул запястье. Но сломать не успел — очнулся как раз вовремя. Над ним склонился майор Георгиев.

— В чем дело?

— Мы проезжаем по окраине Города Падших Ангелов — уже ночь, город достаточно велик, мы все сможем скрыться.

— И как это вы собираетесь скрыться? На окнах решетки, двери заперты. — Он несколько часов смотрел, как какие-то молодые люди напрасно пытались выбраться из автобуса, отрывали панели от стен, били окна. Один из них сильно порезался осколком стекла. В дыру со свистом врывался ветер; ночи на планете были холодными, и если бы не тепло спрессованных вместе тел, многие пострадали бы от переохлаждения.

— Мы хотим раскачать автобус и перевернуть его, — объяснил Георгиев. — Вы должны помочь мне организовать этих сопляков.

Макс выпрямился.

— Перевернуть автобус? И как это поможет нам выбраться?

— Им придется всех выпустить. Нас больше, мы одолеем их, прорвемся.

— Это без меня. — Макс снова откинулся назад.

— Подумать только, ведь это вы меня вдохновляли, — фыркнул Георгиев. — Да вы трус.

«А вы — глупец», — хотел было ответить Макс. Он ничего не имел против побега, но самоубийство?

— Вы играете им на руку.

— Вчера утром, — сказал Георгиев, оглядываясь по сторонам, — каждый из нас был частью организации, знал свое предназначение и свои задачи. А сегодня мы — толпа умирающих от голода и жажды изгоев, лишенных самого необходимого. Но мы — люди, мы должны что-то сделать.