Единоборец

ница, когда она умерла! – кричит женщина.

– Если недавно, ее можно воскресить. Какая у нее батарея?

Они молчат не понимая.

– РГ-батарея! – кричу я. – Что здесь можно не понять? Здесь, что, собрание сумасшедших?

О господи, у нее нет батареи. Эти люди, полностью отрезанные от мира, живут без батарей. Я не думал, что такое возможно в наше время.

– Она еще дышит. Но у нее поврежден мозг. Она все равно умрет.

– Пока вы прокисали здесь, в вашем захолустье, – говорю я, – медицина не стояла на месте. – Если Глория дышит, она будет здорова. Ведите меня к ней.

Меня приводят в лазарет. Женщина-врач показывает мне рентгеновские снимки. Хорошо, что хоть какое-то оборудование у них есть.

– Я так понимаю, что вы дипломированный врач? – спрашивает она.

– Что такое дипломированный врач?

Она шокирована.

– Стойте и смотрите, – говорю я. – Сейчас я покажу вам кое-что из новых технологий лечения. Как она?

– Умирает. Вы что, сами не видите? Вы же пробили ей череп.

Я пытаюсь разобраться в показаниях приборов. Вот этот экран показывает электропотенциалы сердца, здесь температурная кривая, здесь дыхание. Остальное для меня темный лес. Температура сорок один и два, дыхания почти нет. Я сдергиваю простыню, которой прикрыта пациентка. Девушка лет восемнадцати. Глория.

Я здорово порвал ее тело. Основные раны уже зашиты. Зашиты, но, разумеется, не заживают. Ноги забинтованы, и бинты сочатся кровью. Что там с ногами, это меня не волнует. Сами заживут. Хуже то, что ей зашивали брюшную полость. Видимо я распорол ей живот своим крюком. На лбу сорвана кожа. Верхняя часть лица забинтована.

– Что с головой? – спрашиваю я.

– Сквозное ранение. Один глаз вытек.

– Ничего. Будет похожа на Кутузова, – шучу я, но шутка не находит поддержки. – Мне нужно снять эти бинты.

– Вы будете оперировать?

– Обязательно.

– У нас практически нет инструмента.

– Зато у меня есть, – я протягиваю ладонь и выдвигаю несколько лезвий. Это производит впечатление. Женщина отшатывается так, будто увидела привидение.

– Вам нужна помощь? – шепчет она.

– Нет, – отвечаю я. – Но вы можете молча смотреть, если хотите.

Я приступаю к делу. Надеваю стерильные перчатки и маску, хотя это и не обязательно. Переворачиваю Глорию лицом вниз и разрезаю кожу на шее. Раздвигаю мышцы. Передо мною шейные позвонки. Черт побери, в ее теле нет автоматического обезболивания, как я мог об этом забыть? Нажимаю несколько точек, так, чтобы снизить болевую чувствительность. Этого недостаточно.

– Что у вас есть из анальгетиков?

– Кодеин, ацетаминофен и бензокаин. Циклопропан для хирургической анестезии.

– Вы бы еще сказали, веселящий газ. А что-нибудь посовременнее?

– Фенобарбитал? – предполагает она.

– Хотя бы прокаин? Два дня назад мне пришлось ампутировать руку, не имея ничего, кроме литра прокаина.

– Давно израсходовали. При нашей жизни это неизбежно.

Я делаю несколько уколов, смешивая то, что есть. Адский коктейль. Потом начинаю прощупывать спинной