Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

- Ну, помню, - он сел напротив и с любопытством уставился на меня.

- А если дело касается не поджогов, а... Ну, если я сделал что-то запрещенное, и меня никто за этим не поймал, мне ведь может захотеться и дальше этим заниматься? - я понимал, что говорю путано, но ничего не мог сделать.

- В общем, да, вполне может, - осторожно согласился дворник.

- Но я не могу признаться, - я поднял на него глаза. - И перестать не могу!

- Так ты со мной посоветоваться пришел, что ли?

- Не совсем.

- А чего же ты хочешь?

- Вы можете... ну, вы можете снова меня... как тогда?

Дворник изумленно откинулся на спинку стула:

- Ну ты даешь, брат... Тебе что - понравилось?!

- Нет.

- Ты пойми, это ведь не я, это - квартира решила. А мне-то самому зачем? Не было у тебя отца, вот и выбрали меня, просто выбрали, как на собрании!

- Я могу вам заплатить.

- Слушай, - он потрепал меня по коленке, - на самом деле, мне даже было тебя жалко, правда. Уж больно ты был тогда маленький и несчастный, прямо как зверек.

- Я могу заплатить, - повторил я. - У меня есть три служебных талона.

- Служебных? - дворник почесал голову. - Ну, не знаю. Это такие желтые, да?.. Эрик, да ты хоть объясни, для чего тебе это надо!

- Я же объяснил...

- Да странное какое-то объяснение! - он вспомнил о талонах и покачал головой. - Хорошо. И что - прямо сегодня? Сейчас?

- Да.

- А родители если заметят?

- Я перед ними голый не бегаю.

Дворник досадливо крякнул, встал и вытянул из штанов ремень:

- Ну, давай, что ли... Знал бы я еще, что ты там натворил...

- Крал деньги и ходил на ту сторону, в специальный городок. И еще кое-что, но это я не скажу.

Он свистнул:

- А зачем? Ходил-то зачем? Там особый режим, тебя и пристрелить могли... Хотя нет, тебя - вряд ли.

- А что там? - я взялся за верхнюю пуговицу своих штанов.

- Там?.. Погоди, дверь запру. Там, понимаешь, держат людей, которые... ну, вот как ты, только взрослые. Но они не платят талонами за порку, потому что не понимают, что неправы.

- Они хотят поджечь квартиру?

- В некотором роде - да, - он резко рассек ремнем воздух. - Ты не передумал? Тогда ложись на кушетку. Ой, горе мне, горе...

Через двадцать минут я уже спускался по пологой улице к автобусной остановке. Не знаю, что подумал обо мне дворник - лицо у него было очень озадаченное. Но талоны свои он отработал честно, тут без претензий, я даже не был уверен, что смогу сидеть в автобусе. И - что самое странное - на душе у меня здорово полегчало, все проблемы словно отодвинулись на второй план, и я подумал с блаженным чувством выполненного долга: "Меня не поймали, но я все равно наказан. Это была плата за запреты, которые я нарушил. Теперь меня можно и простить".

Уже позже, через несколько дней, я вдруг понял, что платил вовсе не за боль, а именно за облегчение, за свободу и покой, за избавление от мук не то совести, не то страха. Все это прошло вместе с оставленными ремнем следами, и даже родители перестали казаться куклами, они снова были моими отцом и матерью - любимыми.

А солнечной зимой, под конец января, в моей жизни появилась Хиля.

* * *

- Сколько вам лет? - неожиданно поинтересовался Голес, пристально рассматривая Полину. - Пятнадцать? Шестнадцать? Кем вы приходитесь этой бабушке?

- Шестнадцать. Мы соседи. Я ее всю жизнь знаю, - девушка слабо улыбнулась. - Можно сказать, она моя няня. В общем - люблю я ее.

- Любите - это хорошо, - покивал дознаватель. - И изложили вы все очень толково. А вот найдем мы вашу няню или нет, сказать не могу. Как повезет. Со стариками всегда так - наудачу.

- Почему же?..

- Она, когда в магазин ходит, социальную карточку с собой берет?

- Нет, зачем? Только талоны и деньги.

- Вот видите. А стало с сердцем плохо, упала на улице, головой ударилась - и все. Карточки нет, память отшибло, а на лицо они ведь похожи, и занести ее в другой район могло запросто.

- Кто похож?

- Ну, старушки.

- Это для вас, может быть, - Полина обиделась, - а для меня тетя Аня одна на свете такая.

Голес сочувственно вздохнул:

- Конечно. Но это поможет следствию только в том случае, если вы лично будете ездить со мной по социальным приютам, домам инвалидов, моргам и другим учреждениям, куда могла попасть ваша бабушка. А вы не будете, верно? Там мало приятного.

- Если будет надо - и поеду!

- Если будет надо, я вас сам вызову. А пока мой вам добрый совет: поищите ее сегодня сами, своими силами, а завтра утром, на свежую голову, приходите сюда - если не найдете, конечно. И принесите ее фотографию, можно маленькую, но главное - поновее. Нам важно, как ваша бабушка выглядит с е й ч а с. И разузнайте, как ее фамилия.

- Хорошо, - Полина убито кивнула.

- Если получится, найдите ее соцкарточку и тоже принесите.

- Вот это не обещаю: она заперла комнату...

Я слушал их, странно спокойный, расслабленный, медленно тающий от какого-то всеобъемлющего предчувствия конца, словно через минуту над Управлением должна была разорваться атомная бомба.

Мне хотелось даже не крикнуть, а шепнуть, низко наклонившись к маленькому розовому уху Полины: "Пойдем отсюда. Я обещаю, что найду твою старушку, только пойдем, не надо больше тут оставаться!". Ухо было заманчиво близко, темная прядь волос лежала за ним, удобно устроившись в теплой ложбинке, словно дужка очков.

Мы поднялись, прощаясь, и Голес неожиданно взял крошечную кисть девушки и коснулся ее губами. За дверью, в коридоре, заскрипели под чьей-то тяжестью доски пола, я вздрогнул. Наверное, что-то отразилось на моем лице, потому что дознаватель, отпустив руку Полины, вопросительно на меня уставился:

- Вы...

- Нет, нет, - я улыбнулся. - Просто нервничаю.

- А кто повредил вам глаз? - он прищурился.

- Никто. Я наткнулся на проволоку.

- На проволоку? - удивился Голес, и его мягкое лицо, сшитое из набивных розовых подушечек, неожиданно сделалось плотным и даже жестким. - А где у нас проволока на улицах?.. Признавайтесь, на вас напали? Ткнули шилом? Ведь верно - зачем вы запираетесь?

На этот раз удивился я:

- Каким шилом?..

Он укоризненно покачал головой и сказал Полине:

- Вот представляете? Люди сами покрывают преступников. То ли мести боятся, то ли думают, что мы станем таскать их на допросы... Недавно в четвертом районе ограбили молодого парня, рабочего - отняли всю зарплату, талоны, даже социальную карточку. А чтобы не сопротивлялся, воткнули шило в глаз. Тоже, кстати, в левый. И что вы думаете? Пока я из него все это вытянул - семь потов сошло. Упал, говорит, и напоролся на ограду. Я спрашиваю: где у нас такая ограда? Молчит. Гордость не позволяла признаться, что сладили с ним какие-то подонки. Мол, я молодой, сильный, а повалили, как ребенка... Ох уж мне эта гордость! Неужели не ясно, что против лома нет приема? То есть, против шила...

Шаги в коридоре приближались, и я готов был на все, даже выдумать несуществующих бандитов, лишь бы уйти отсюда и не столкнуться нос к ному со своей жертвой. Некстати вспомнилось: я сказал врачу (и медсестра, и роженица это могут подтвердить), что меня пытались ограбить. А если Голес вызовет их?.. Не отвертишься. Все равно не отвертишься. Если врешь - ври до конца.

- Ну... в общем, да.

- Видите! - Голес все еще обращался к Полине. - Нет, вы видите!

Девушка сочувственно покивала и оглянулась на меня, как мать на ребенка, скрывшего победу на школьной олимпиаде по математике.

Шаги были уже совсем близко. И тут меня осенило. Даже не осенило, просто инстинкт убегающего животного обрел вдруг конкретные очертания.

- Я пытался задержать вора, - сказал я и удивился, до чего естественно звучит мой голос. - Он убегал по улице с курткой, я схватил его за руку, а он развернулся и...

- С чем? С курткой? - Голес впился в меня глазами, как когтями. - Это точно?..