Белые Мыши на Белом Снегу (СИ)

О Зиманском я решил ей не рассказывать, то ли боялся, что она как-то обобщит свой и мой опыт подобных знакомств, то ли просто не хотел ворошить прошлое.

Уже зимой, в начале декабря, Тоня позвонила мне в контору и прокричала сквозь треск помех на линии:

- Эрик, нас сегодня зовут в гости! Пойдешь?

- А кто зовет? - я тоже говорил громко.

- Тот самый Ремез. Пока я одна была, нос от меня воротил, а теперь вот познакомиться с тобой жаждет, еще одну галочку поставить. Но у него интересно, квартира своя, жратвы вкусной много!

Я засмеялся:

- Если ты голодаешь, могу приготовить тебе что-нибудь этакое.

- Да не в том дело! Обожрать Ремеза - это святое, я давно мечтала.

- Нет, Тоня, на таких условиях я не пойду. Извинись и скажи, что я занят.

- Ну, пожалуйста! - заныла она. - Тебе жалко, что ли, если я хорошо время проведу? Тебе-то не все равно, зачем мне это надо? А ты посидишь, поболтаешь, о себе ему порассказываешь. Он тебе, может, по жизни пригодится, связей у него - тьма тьмущая, везде, даже в области!

- Не нужны мне его связи. Возьми назад слово "обожрать" и забудь его навсегда. Тогда пойду.

- Беру, беру! - радостно закричала Тоня. - Только пойдем, ладно? Давай, в шесть у аптеки. Там недалеко.

Я повесил трубку и без особой охоты подумал о том, что общаться придется с незнакомыми и, пожалуй, не слишком приятными людьми, а все ради того, чтобы Тоня смогла потешить свое самолюбие. Непонятные существа - женщины. Что ей самой-то мешало карьеру сделать, хотя бы и на своем заводе, выбиться в люди, жилье отдельное получить, хорошую зарплату? Жила бы сейчас не хуже этого пробивного Ремеза и никому не завидовала. А так - растет, как трава, куда ветер дует, туда и наклоняется. И никакая карьера ей не светит, у нее даже не мозгов, а просто желания не хватает что-то сделать.

Некстати снова вспомнились попутчики в электричке, а вслед за ними из небытия выбрался и Зиманский, отчего-то печальный, ироничный, неправильный. Я ему завидовал? В смысле объемности мышления - может быть, да. Но только не в смысле судьбы - плохо, наверное, быть бездомным.

Тоня подпрыгивала на углу, издали меня высматривая. Замахала рукой, и я увидел, что она накрасилась, выпросив, должно быть, косметику у подружек.

- Эрик! - щеки у нее горели праздничными маками. - Ну что, пойдем?

Я кивнул и взял ее под руку, в глубине души все еще сомневаясь.

- Что ты такой? - спросила Тоня.

- Не уверен, надо ли идти.

- А я уверена. Моя знакомая из цеха была как-то у него, квартира, говорит, шикарная. Мебели куча, все так богато... Он какие-то дела делает, о которых никто не знает. На собрании все "честь" да "слава", а сам все время с большущими чемоданами в район таскается. То ли у него там докладные на нас на всех, толи золото ворованное. На зарплату-то так не разживешься... Я тоже посмотреть хочу. И вообще, надоело же в стаде ходить, выделиться хочется.

Квартира у Ремеза и впрямь оказалась неплохой, особенно по здешним меркам: две комнаты, огромный холл, окна во всю стену, старинная мебель с завитушками. Встретила нас, видимо, жена, черноволосая, с немного хищным выражением на узком холеном лице. Меня она моментально просветила взглядом, как рентгеном, а вот на Тоню почти не обратила внимания, словно та была моей вещью.

Вышел хозяин, одетый почему-то в вышитый халат поверх брюк и рубашки.

- А-а, Эрик! - глаза его блеснули, как стеклянные. - Тонька только о вас и рассказывает, все уши прожужжала. Как дела? Можно на "ты"? У нас тут нравы простые, все, кому сорока нет, друг дружке "тыкают". Зачем все усложнять? Ты заходи, что стоишь!

В большой комнате уже накрывали огромный овальный стол, застеленный безупречно белой скатертью.

- Красиво у вас, - я огляделся и помог Тоне снять куртку.

- Ну так! - Ремез горделиво усмехнулся. - Тоже стараемся марку держать, хоть и не в городе. Я хотел в областной центр перебраться, да только не выходит пока, проблем многовато. Ты, я знаю, издалека. И даже почему уехал оттуда - знаю.

Я с упреком посмотрел на Тоню, но она обиженно подняла брови.

- Да сам я выяснил, сам, - добродушно рассмеялся Ремез. - Работа у меня такая - выяснять, кто да что. Будь как дома.

Нас гостеприимно усадили, налили темно-красное вино в тонкие расписные бокалы, хозяйка принесла блюдо с чисто вымытыми сливами и яблоками. Хозяин бережно достал из буфета трубку, набил ее дорогим табаком из пачки с золотой полоской и закурил:

- Вот так и живем, Эрик. А ты все в гостинице?

- Не хочу перебираться, - объяснил я. - К гостинице здорово привыкаешь, многих трудностей там нет. Готовить, например, не нужно - там столовая для проживающих. И вообще...

- Тебе семью бы завести, - вздохнул Ремез, - найти себе хорошую девушку, чтобы любила и мнение свое при себе держала, а там и дети пойдут...

- Мне не нужна жена без своего мнения. И мне не нравится, когда меня боятся, - я никак не мог понять, с чего он вдруг заговорил о семье. - Люди должны считаться друг с другом, неужели вы с этим не согласны?

Он хрипло засмеялся:

- Считаться? С ними-то - считаться?!.. Да она тебе на шею сядет и ножки свесит. Любят они, когда с ними... считаются. Да, Лиз? - он насмешливо повернулся к жене. - Ты у меня это любила, да?

Жена пробормотала что-то неразборчивое и ушла на кухню.

- Вот-вот, - кивнул Ремез. - Она тоже, пока ее не обломали, характер свой показывала. А сейчас смотри - тише воды, ниже травы.

- И что тут хорошего? - удивился я.

- Послушание! - он назидательно поднял палец. - Это, знаешь, главное, иначе не будет никакой семьи. Тебя жена-то бросила как раз потому, что ты ее на место поставить не смог. А место ее - у плиты, вот так.

С каждой минутой этот человек нравился мне все меньше. Тоня же не обращала на него никакого внимания: принесли горячее, и она полностью ушла в еду, отключив зрение и слух.

- Ну да ладно! - Ремез хлопнул себя по коленкам. - Ты угощайся. И извини, что я про твою жену сказал - это так, к слову. Ты чем на прежнем месте занимался? Тоже по жилищной части? У нас, знаешь, тут все хорошо налажено, железный принцип - учет и еще раз учет. Я давно с тобой познакомиться хотел, да ты меня все избегаешь...

Я вежливо взял яблоко и начал катать его по скатерти, как мячик. Есть мне не хотелось, тем более под изучающим взглядом хозяина, поэтому я стал смотреть на его жену. Она напоминала автомат, созданный для таскания тарелок, совершенно лишенный разума и голоса. Лишь взгляд у нее был живой, цепкий, сверлящий и при этом совсем беззащитный, словно в любую секунду ее могли ударить.

- Я почему тебя позвал-то, - сказал Ремез, придвигая к себе блюдо с тушеной свининой. - Дело есть. Я слышал, был у тебя один странный знакомый - это так? Не знаю, как его фамилия, но ты же понимаешь, о ком я говорю?

Я поднял на него глаза:

- Ну, был.

- Расскажи мне о нем.

- А зачем?

Он неопределенно повел головой, словно сбрасывая со лба несуществующую прядь волос:

- Можешь считать, собираю я всякие странности, как другие собирают марки. У нас тут были двое, тоже какие-то не такие. Сначала я к ним приглядывался, потом стал копать, и знаешь, что выяснилось?.. Нет таких людей! Социальные карточки у них подделаны, и ни по каким учетам эти ребята не проходят!

Тоня мельком посмотрела на него, усмехнулась и снова начала безмятежно жевать. Ремез это заметил и поморщился, но так быстро, что я не понял, действительно он это сделал или мне показалось.

- Представляешь, открытие? - он торжествующе вздернул подбородок, ожидая моей реакции. - У нас - и вдруг поддельные документы!

- Представляю, - я стал подбрасывать яблоко на ладони. - А почему нет? Отец рассказывал, как больничные листы подделывают. Довольно просто, надо только шрифт подобрать и типографскую краску...

- Больничные - понятно. Но социальная карточка - это тебе не освобождение от работы, мой милый, это же - человеческая личность! Выходит, этих людей и зовут как-то иначе, и статус у них, может быть, другой, и вообще...