Пятый всадник (СИ)

Стояла середина мая. Воздух прогрелся почти до тридцати градусов. Солнце припекало по-июльски. Вода в озере была еще довольно холодной, но я уже открыл купальный сезон. Настроение было по-весеннему приподнятое. Все шло по плану. Что касается возникших проблем, связанных с ядерной установкой, то у меня были определенные наметки, которые не терпелось поскорее проверить. Вообще, в хорошую погоду необходимость уезжать с Базы воспринималась как тяжкое наказание. Поэтому, когда получил от Профессора сообщение с просьбой завтра с утра быть в конторе, хорошее настроение моментально улетучилось. Попытался слегка сжульничать, написав, что на завтра запланирован важный эксперимент. Надеялся, что удастся оттянуть визит до момента, пока не испортится погода. Или пока не отремонтируют машину, которую сдал в сервис. Но ответ был неумолим – бросить все и приезжать. Такая категоричность вызвала нехорошие предчувствия. Тем более, что Профессор так и не указал причину такой спешки.

Ничего не поделаешь – руководство приказывает, значит, надо ехать. Так что, на следующее утро вместо отдыха на берегу пришлось на общественном транспорте тащиться в шумную и пыльную столицу.

В конторе на ресепшене сидела все та же симпатичная девушка. Я до сих пор не знал, как ее зовут. Но сейчас она явно была напряжена. И улыбка ее, всегда искренняя и приветливая, казалась вымученной. Я мгновенно отметил про себя этот факт. Обычно такое бывает при посещении какого-то высокого лица. Например, очень важного клиента или большого начальства. Но самым большим начальством здесь, насколько я знал, был сам Профессор. Девушка попросила меня подождать в переговорной.

Ждать пришлось недолго. Через пару минут вошел Профессор. Таким серьезным и озабоченным я его редко видел.

– С тобой хочет встретиться очень важный человек из Организации, – сказал он после короткого приветствия, – Командор, руководитель ячейки по восточно-европейскому региону. Он имеет на ступень более высокое посвящение, чем я. Вообще, прямое общение членов Организации с разницей более, чем в одну ступень, противоречит правилам. Но раз уж сам Командор решил его нарушить, значит, вопрос слишком важен. Я не знаю, о чем он тебя будет спрашивать, но встретиться с тобой решил сразу после того, как я передал ему последний отчет по твоему ядерному проекту. Хочу посоветовать только одно – в ответах будь очень осторожным. Обдумывай каждое слово.

С этим напутствием он встал, приглашая меня к выходу. После его слов у меня, по правде сказать, тряслись поджилки. Больше всего боялся сказать чего-нибудь лишнего, что бы могло повредить Профессору. Конечно, ему бы следовало подробно проинструктировать меня о том, о чем можно говорить, а о чем – нет.

Командор ждал нас в кабинете Профессора, сидя в его высоком кресле. И безо всякого дополнительного представления в нем угадывался тип человека, привычного повелевать. При нашем появлении он остался неподвижным. Только пронзительные серо-стальные глаза буравили меня холодным взглядом.

– Олег – наша гордость и надежда, – коротко представил меня Профессор. Слова заставили меня смутиться. Мог бы, придумать что-то более нейтральное. Но, видимо, в таком представлении был определенный смысл, просто я о нем пока не догадывался. По идее, сейчас должно было последовать представление Командора, но Профессор молчал. Несколько затянувшееся молчание дало мне возможность лучше рассмотреть этого человека.

Несмотря на то, что он сидел, рост его можно было оценить, как намного выше среднего. Возраст – лет сорок с небольшим, поджарый. Черный костюм, черная рубашка без галстука. На фоне черной одежды и темных же довольно длинных зачесанных назад волос, светло-серые глаза сверкали яркими прожекторами. Или лазерами, способными прожигать все вокруг. Наверное, контраст цвета глаз и одежды и был изначально рассчитан на подобный эффект. Из-за высоко вскинутой головы острый подбородок казался выпирающим вперед, как у Дяди Сэма на карикатурах. Несомненно, от этого человека исходила аура амбиций всемирного масштаба. Я даже примерил ему косую челку и усики. И, честно говоря, они ему шли. Я подумал, что навряд ли он станет заботиться о судьбе цивилизации. Похоже, что его поступками руководит банальная жажда власти. Неужели Профессор не замечает таких вещей? И, вообще – кем Командор является в обычной жизни? Я пытался строить разные предположения, но все они тут же отметались. Никак не получалось представить его на роли бизнесмена, ученого или государственного чиновника. Он мог бы быть политиком, но лицо его было не знакомо.

– Я – такой же брат, как и все мы в нашей Организации, волею судьбы поставленный держать ответ за всех наших братьев и наше дело, – прервал молчание Командор. Торжественность слов подчеркивал негромкий, но твердый, с металлическими нотками голос, – зовите меня просто Командор. И всегда рассчитывайте на мою помощь и поддержку.

В его устах это прозвучало примерно как «зовите меня просто – Император». Скромно, ничего не скажешь. А дальше он попросил Профессора выйти, чтобы поговорить со мной наедине. Если мой руководитель и промолчал, то лишь благодаря своему железному самообладанию. Но взгляд его красноречиво говорил о том, что подобная ситуация ему совершенно не нравится. Он на мгновение посмотрел мне в глаза. Почему-то показалось, что он хочет, чтобы я что-то сказал. Не знаю – может, то, что не желаю разговаривать без его присутствия. Но я не решился подать голос. Всегда ведь лучше смолчать, чем сказать невпопад.

– Олег, из отчета я понял, что при работе вашей установки получается плутоний, – начал Командор, когда мы остались одни, – это так?

– Да, плутоний образуется. И это серьезная проблема, – ответил я, подсознательно улавливая, что он к чему-то клонит, но пока не понимая точно – к чему.

– А если это вообще не проблема? Насколько реально выделить плутоний оттуда?

– Он выделяется обычными химическими методами. Принципиальных трудностей нет, правда, процесс довольно дорогой. Но тут главная проблема в том, что из-за накопления плутония данная конструкция не сможет найти широкого применения. Сейчас мы думаем над тем, как уйти от урана в тепловыделяющих элементах. Я как раз в ближайшие дни собираюсь провести эксперименты в этом направлении.

– Подожди, – прервал он меня, нетерпеливо махнув рукой, – лучше ответь – ты сможешь наработать столько плутония, чтобы его можно было выделить? Хотя бы несколько граммов?

Я начал догадываться, о чем идет речь. Возможность получения плутония ему, похоже, видится гораздо важнее получения энергии. Но куда он собирается его девать? Не бомбу же делать? Да и продать его совершенно нереально – тут же загребут. Профессор не зря посоветовал мне обдумывать каждое слово. Я решил, что Командор специально не сказал ему заранее, о чем будет со мною беседовать. Профессор мог только догадываться, что речь пойдет о моем реакторе. Как бы Командор ни собирался использовать плутоний, моя задача – отговорить его от этого. Надо сказать, что наработать плутоний не получится.

– Это нереально. В бланкете за неделю его образуются миллиграммы. Больше недели реактор сейчас работать не может. Очень низкий ресурс у силового высоковольтного ключа.

– А если менять эти ключи по мере выхода из строя?

– Силовой ключ – самый дорогой элемент конструкции. Его можно все время заменять, но плутоний тогда получится слишком дорогим.

– Из того, что ты сейчас сказал, – снова перебил меня собеседник, – следует, что и сам реактор не имеет никакой ценности, так как энергия, которая получается с его помощью, тоже будет слишком дорогой. Я правильно уяснил?

Черт! В логике ему не откажешь. Надо выкручиваться.

– Совершенно верно. Но мы сейчас работаем над методами увеличения его ресурса.

– Так давайте, увеличивайте быстрее. А когда ресурс станет нормальным, можно будет добывать плутоний. Да?

Так и подмывало спросить его – зачем ему нужен этот плутоний? Но задавать подобные вопросы обычно опасно для здоровья.