Пятый всадник (СИ)

В ее глазах прочел нешуточный испуг. Даже жалко ее стало. Ну, а как иначе на корню пресечь подобные поползновения? Я обнял девушку и, нежно поцеловав её за ушком, тихим, убаюкивающим голосом заговорил:

– Катюша моя, ты же умненькая девочка. Есть вещи, говорить о которых я тебе не могу. А хочешь – поговорю с боссом? Если тебе выдадут допуск к моему проекту, то я буду только рад этому.

Говоря это, я рассчитывал на то, что девушка не захочет проходить дополнительную проверку у Германа. И ради чего, собственно? Ради возможности иногда расспрашивать меня о рабочих делах? Не думаю, что она вообще, получила бы такой допуск. Ведь для этого мне необходимо было доказать ее исключительную полезность для моего проекта. Разумеется, от помощника я бы не отказался, но ведь Катерина ведет свою, тоже очень важную, тему.

– Так что – мне спросить у босса? – больше для очистки совести, задал я вопрос. В крайнем случае, потом можно будет ей сказать, что руководство просто посчитало нецелесообразной мою просьбу. Катерина немного подумала.

– Знаешь, пока не стоит. Может, потом.

Уф! Как гора с плеч свалилась. А то пришлось бы врать девушке. А я этого не люблю. Да и не умею толком этого делать. На всякий случай, решил ноутбук в комнате при ней держать закрытым, а флешку с документацией надежно прятать.

На следующее утро на Базу примчался Профессор. Я даже позавтракать не успел. Небось, всю ночь не спал после моих сообщений. Хорошо, что ночью не приехал. Он не стал ждать в своем кабинете, когда я позавтракаю, а пошел в столовую вместе со мной. Наверное, посчитал, что его присутствие за столом заставит меня быстрее шевелить челюстями. Под его неотрывным взглядом я и на самом деле позавтракал раза в два быстрее, чем обычно.

В лаборатории включил компьютер. Профессор жадно принялся рассматривать графики и диаграммы. Я показал ему на испорченный образец с намертво приваренными электродами и сказал, что придется ставить защиту от нейтронов. Профессор едва не прыгал от радости. Спросил, что я собираюсь делать дальше. Я представил ему свои соображения касательно изменений в конструкции электродов и держателей.

– Ты знаешь, – торжественно произнес Профессор, – теперь у меня есть уверенность, что мы сможем создать неисчерпаемый источник недорогой энергии. С таким источником человечество сможет уже начать свободно расселяться по космосу. Не надо будет брать с собой кучу топлива, чтобы лететь на далекие планеты.

Я подумал, что вряд ли мой источник энергии удастся применить к межпланетным перелетам. Все-таки, в безвоздушном пространстве главная проблема – не выработать энергию, а избавиться от излишнего тепла. Но решил не высказывать вслух свои сомнения. Зачем лишний раз портить настроение хорошему человеку? Интересно, а почему Профессор так зациклился на расселении по космосу? Ведь и на Земле осталась еще куча необжитых мест. Опять же, океаны осваивать будет проще и дешевле, чем космос. Я осторожно спросил его об этом.

– Понимаешь, Олег, – задумчиво произнес Профессор, – дело не в том, что проще или эффективнее. Я уже говорил о том, что вся история человечества – история борьбы с паразитами. Вот палеологи, например, удивляются тому, насколько быстро расселялись древние люди. Согласно математическим моделям, подразумевающим, что расселение происходит в результате исчерпания ресурсов, эта скорость должна была бы быть в несколько раз ниже. Имеется куча гипотез, которые пытаются этот парадокс объяснить. А я вот думаю, что древние люди бежали от несправедливости. Когда власть в племени захватывали паразиты, которые занимались тем, что отбирали у остальных добычу и женщин, нормальным людям оставалось два выхода – бороться или бежать. Вот и бежали. И так продолжалось вплоть до двадцатого века, а потом бежать стало некуда. У человека всегда должна быть возможность уйти от несправедливости. Это фундаментальная потребность нашего вида. Именно эта потребность позволила нашему виду расселиться по всей планете. И только экспансия во Вселенную позволит Человеку развиваться. Иначе – застой, деградация и гибель.

– Но почему именно в космос? – спросил я, – экспансию ведь можно проводить и в океанские глубины.

– Разумеется, можно, – ответил Профессор, – правда, в данном случае те, кто будет организовывать свои независимые поселения, станут уязвимыми. В новейшей истории имеется куча примеров, когда такие вот независимые поселки попросту уничтожались вместе со всеми обитателями. Причем, уничтожались силами самого демократичного государства на планете. Сейчас уйти от несправедливости можно только улетев в космос. Любая группа несогласных с земными законами должна иметь возможность покинуть Землю и основать свое собственное поселение на другой планете или астероиде.

Глаза Профессора, как и всегда, когда он начинал говорить о расселении Человечества по Вселенной, казалось, начали излучать таинственный свет. Будто отражали свет далеких планет и звезд.

Я вдруг решил, что, может, есть смысл прикрыть тему с паротурбинными электрогенераторами. Этот проект отнимал довольно много ресурсов и моего времени. Спросил об этом Профессора.

– Все-таки, здесь ты не прав. У этих проектов разные цели. Небольшие паротурбинные генераторы, которые могли бы работать на всем, что горит – это средство, чтобы перебиться несколько лет после Апокалипсиса. Пока они не поломаются, и не будет возможности их чинить. Но за это время удастся собрать необходимое количество людей и наладить соответствующую инфраструктуру. Этот проект мы сможем завершить достаточно быстро и с небольшими затратами. Совсем скоро мы сможем наклепать этих генераторов столько, что, если завтра случится Конец Света, то об электричестве можно будет какое-то время не беспокоиться. А вот ядерный проект должен предотвратить Апокалипсис. Вернее, отсрочить, потому что совсем не допустить его наступления не получится. Конец Света просто запрограммирован самим устройством нынешнего человеческого общества. Но вот дать фору еще лет десять, а, то и, двадцать, вполне способен. За это время мы успеем лучше подготовиться к катаклизмам, а, может, в обществе что-то изменится к лучшему. И Апокалипсис вообще не наступит.

Последние слова мне показались странными. Как если бы от боевого генерала я услышал пожелание, чтобы не было войны. Но ведь Профессор потратил несколько лет, кучу денег и сил именно на подготовку к Концу Света. Как же он может желать, чтобы его никогда не случилось?

– Олег, знаешь, есть такая притча про мудреца и строителей. Не буду тебе ее сейчас пересказывать, но смысл в том, что мудрец подходил по очереди к каждому и спрашивал – «Что ты делаешь?». Кто говорил, что таскает камни, кто заявлял, что пилит доски. И только один сказал, что строит дом. Так вот я – строю дом. Для меня главная задача – спасение человеческой цивилизации. Если я пойму, что Апокалипсиса не будет, то с огромной радостью брошу все это. Но, – тут он хитро улыбнулся, – если будет возможность выжать из того, что мы здесь делаем, коммерческую выгоду, то буду только рад.

Мне показалось, что я, наконец-то, понял натуру Профессора. Да, он был фанатиком, в том смысле, что был безраздельно предан одной идее. Но фанатиком наивысшего порядка, потому что мечтал о благе всего человечества. И при этом в нем парадоксально уживались фанатизм и высшей степени прагматизм.

– У небольших паровых турбогенераторов есть неплохой коммерческий потенциал, – вернулся к диалогу Профессор, – так что, когда этот проект закончим, я почти уверен, удастся заработать. Но вот на твоем термояде зарабатывать не станем. Это открытие должно принадлежать человечеству. Наша с тобой задача – создать несколько нормально работающих устройств и объявить об этом на весь мир с подробным описанием принципа действия и устройства. И чтобы ни одна зараза не смогла запатентовать.

И тут я решился задать вопрос, который весь последний месяц вертелся на языке. Я ожидал, что рано или поздно Профессор спросит меня про неслужебные отношения с Катериной и полагал, что лучше его в этом опередить, чтобы не быть оправдывающейся стороной. Но никак не находил в себе достаточно решительности, все время уговаривая себя, что сейчас не тот момент. Мне показалось, что именно сейчас, когда сам Профессор настолько со мной откровенен, такой момент настал.