Отморозки 2 Земляной Орлов (СИ)

Полковник уже подумывал о том, что с возрастом теряет хватку и ошибается, когда из приемной донесся подозрительный шум, а потом болезненный вскрик. Дверь распахнулась, и в кабинет влетел ефрейтор Георгиевской дивизии.

- Командир! У нас - триста! Лейбу на пристани порезали!..

Бекетов вздрогнул: лицо Львова, и так не обремененное лишней красотой из-за жутковатого вида шрамов вдруг приобрело какой-то совсем уж дьявольский вид. На секунду оно превратилось в маску смерти - холодную, мертвенно-застывшую, и спокойную до беспримерной жестокости. Это продолжалось всего один миг, но и этого хватило, чтобы полковник инстинктивно вжался от непереносимого ужаса в спинку своего кресла.

- Прошу извинить, господин полковник, - Львов встал и коротко кивнул, прощаясь. - Я вынужден покинуть вас: дела...

...Фельдфебель Доинзон заметил четверых подходивших к нему личностей вполне каторжного вида еще шагах в двадцати. Но бывший одесский амбал понадеялся на свою чудовищную силу, боевые навыки, парабеллум в кармане и финку за голенищем сапога.

Когда варнаки перегородили дорогу фельдфебелю и шедшему с ним рядом молоденькому ефрейтору, Доинзон прокашлялся и рявкнул командным голосом:

- Слушайте ухом, почтенные! Если кто-то имеет мине что-то сказать - говорите оттуда, я замечательно слышу!

- Эй, пархатый, а ну-ка, подь суды, - прохрипел один из потенциальных каторжан. -Шевели мослами: сурьезные люди разговор имеют.

- Да? - нарочито удивился Доинзон. - Таки почему бы им не иметь разговор между собой?

И в ту же секунду он резко отшагнул в сторону и перехватил руку еще одного варнака, подкравшегося сзади.

- Брось, железяку, - прошипел Доинзон, выворачивая из руки нападавшего нож. - Брось, или я сейчас очень сильно огорчу твою старенькую седую мамашу...

Четверо кинулись к нему, но фельдфебель уже сломал захваченную руку и выхватил из кармана пистолет.

- Мине сдается, что таки кто-то нажил себе большие проблемы! - произнес он. - Оптом и задешево!

Парабеллум плюнул огнем раз, другой. Спиридон Кузякин рвал из-под гимнастерки тяжелый кольт, но тот зацепился за пояс штанов и все никак не хотел вылезать...

Вот почему оба не обратили внимания на варнака со сломанной рукой. Тот уже перестал стонать, подхватил нож уцелевшей рукой и теперь медленно подползал к фельдфебелю...

- Сзади!

Лейба Доинзон обернулся на крик напарника, и это спасло ему жизнь. Но не спасло здоровье. Удар направленный сзади в печень пришелся в живот, на палец выше пряжки форменного ремня. Кузякин точно, как на занятиях с командиром, ударил ногой, ломая разбойнику шею. Ефрейтор сделал это, что называется, 'на автомате', поэтому ни одного живого пленника у них не осталось. Доинзон стрелял хорошо, и с пятнадцати шагов уже давно не промахивался. Трое нападавших лежали, получив пули точно в головы. Четвертый успел куда-то юркнуть, а Кузякин не стал его преследовать: не до того. Он срочно отыскал чью-то коляску и, выбросив из нею кучера, отвез раненого в больницу. А оттуда уже помчался за командиром...

Львов немедленно позвонил по телефону в гостиницу, и приказал всем немедленно прибыть к пристани, в полном боевом.

Получив приказ, оставленный за старшего зауряд-прапорщик Варенец на всякий случай уточнил:

- Командир, и пэпэша с собой брать? - но тут же вытянулся во фрунт, услышав звеняще спокойное:

- Варенец! Повторите приказ!

- Прибыть к пристани в полном боевом, командир...

- Вопросы? Нет? Выполнять!

Варенец раскрыл чемодан и вытащил оттуда ППШ - 'пистолет-пулемет штурмовой'. За ним еще один, и еще...

- Разбирай оружие! Тесаки, пистолеты - с собой. Магазины и патроны россыпью - в ранцы, с запасом!..

...По дороге к пристани Львов заехал в оружейный магазин.

- Чего изволите, ваше превосходительство? - угодливо склонился хозяин.

- Патроны к маузеру С-96 имеются?

- Как же-с... Сколько прикажете?

- Все.

- То есть как? - опешил хозяин. - Ваше превосходительство, как это 'все'?

- Все сколько у вас имеется в наличии, - терпеливо пояснил Львов. - Вы меня хорошо слышите?

- Д-да, но... их же пять тысяч, без малого - пролепетал хозяин, подрагивая брюшком и подбородком. - Пять тысяч, ваше превосходительство...

- Очень хорошо. Спиридон, - обратился Глеб к ефрейтору, - прими. Сколько я вам должен?

- Э-э-э... Одну минуту, ваше превосходительство, - зачастил купец. - Коробка в сорок патронов стоит рубль шестьдесят две копейки... Значит за сто девятнадцать коробок... это будет, - и он потянулся за счетами.

- Не трудитесь, - сухо обронил Львов. - Вам надлежит сто девяносто два рубля семьдесят восемь копеек. Потрудитесь получить...

Он достал портмоне, вытащил из него две сотенные бумажки, аккуратно взял сдачу и помог Кузякину загрузить коробки в услужливо предоставленный хозяином холщовый мешок. После чего они широкими шагами вышли из магазина, проигнорировав пожелание хозяина: 'Хорошей охоты, ваше превосходительство'...

Этот день обыватели Красноярска запомнили надолго. В четыре часа по полудни в районе Нахаловки - эдакой Красноярской Хитровки, загремели первые выстрелы, а потом стрельба не прекращалась практически до самого рассвета. Львов решил преподать местному уголовному миру памятный урок и взялся за дело с такой яростью и такой энергией, что даже видавшие виды обитатели Нахаловки еще долго пугали друг друга злым пожеланием: 'Да что б тебе генерала Львова увидать!'

Выяснив, где может прятаться последний участник нападения, Глеб повел своих штурмовиков в атаку. В первом же попавшемся на глаза замухрыжистом трактире, он получил информацию о месте пребывания нескольких 'иванов '. Оставив после своего ухода полсотни трупов тех, кто не пожелал делиться ценной информацией, а 'разговорчивых' посетителей трактира в полуобморочном состоянии от ужаса и боли, Львов со своими бойцами взял штурмом первую же 'иванову хату'.

Самого ивана захватить живым не удалось. Очередь из ППШ прошла слишком удачно, а может, и наоборот - неудачно, поставив точку в карьере старого каторжанина. Но двух его подручных штурмовики захватили живыми. Следующие полчаса они отчаянно завидовали своему покойному патрону, на все лады проклиная тот день, когда родились на свет, а больше всего - тот момент, когда им самим удалось увернуться от пули. Экстренное потрошение в исполнении Львова и его команды всегда вызывало нарекания Анненкова-Рябинина излишней жестокостью и эмоциональностью, на что впрочем, Глеб всегда отвечал Борису, что его еще в детстве исключили из школы юных садистов за зверство...

Самым ужасным для пленников было то, что они понятия не имели: о чем их спрашивает этот оживший ночной кошмар в генеральском мундире! Но, наконец, их обычно дремлющий разум, пробудился от дикой боли, и они с легкой душой сдали Львову всех остальных иванов Нахаловки, справедливо предположив, что тогда их оставят в покое. И их действительно оставили, милосердно подарив им покой. Вечный...

Следующего главаря захватили в тот момент, когда тот, встревоженный стрельбой собирался убраться куда подальше. Вместе с одним из хозяев преступного мира в руки штуромивков угодили его подельник, скупщик краденного - марвихер, который принес 'долю в общак' и вульгарно размалеванная девица - хозяйская маруха.

Очередь из ППШ в потолок настроила всю компанию на мирный лад. У захваченных изъяли оружие, после чего приступили к допросу и 'мерам устрашения четвертой степени'.

При этом действе присутствовали, хотя и невольно, местный околоточный с двумя городовыми. Они прибежали на выстрелы и оказались мгновенно разоружены и крепко привязаны к стульям. Глеб махнул рукой:

- Полиции ущерба не наносить! - и повернулся к раздетому догола марвихеру. - Повторяю свой вопрос, любезный: кто держит пристань? Вы отвечайте, не заставляйте нас делать с вами тоже, что и с этим, - и он слегка указал рукой в сторону кровати, на которой лежало окровавленное, полуживое существо, еще пять минут назад бывшее гордым иваном. - Вы все равно все расскажете, просто после такого живым мы вас не отпустим.