В поисках человечности (СИ)

(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 28 сентября 1806 года) воскресенье

На следующей неделе Марина опоздала. Эдвард готовил ей, но еда осталась нетронутой. Эрих пришел и ждал смертную, пытаясь согреть свои заледенелые руки у закрытого камина. Когда девушка постучалась, Эрих сам вышел к ней на встречу, и Эдварду пришлось сдержаться, чтобы не нагрубить ей перед хозяином, хотя гуль был крайне рассержен.

— Простите, у меня были неотложные дела у Петра, мне очень жаль, что задержала вас, — проговорила Марина, тяжело дыша – скорее всего она бежала прямо из города. Девушка спешно сбросила шаль и оставила ее на скамье у двери.

— Не извиняйся, дела Петра первостепенны, — Эрих указал ей рукой на комнату. Шериф знал, что Тремер обрабатывает своему стаду разум время от времени, чтобы смертные оставались послушными и податливыми. — Пойдем, в кабинете тепло, и я бы хотел продолжить нашу прошлую беседу.

Марина лишь кивнула, и почти бегом поднялась на второй этаж. Девушка не поздоровалась с Эдвардом и тот, сжав зубы, проводил их взглядом. Потом мужчина подхватил ее шаль и выбежал на улицу. Там гуль бросил шерстяную ткань на землю и, рыча, стал бить ее ножом. Минут через десять Эдвард успокоился. В своем зверином гневе слуга порезал свои руки и, подойдя к бочке с водой, омыл их от земли. Несколько раз глубоко вздохнув, гуль заставил раны затянуться. Вернувшись к шали, гуль посмотрел на нее, почесывая затылок, и, скомкав, бросил под крыльцо. Потом оседлал свою лошадку и поехал в город. Добравшись до одной из торговых лавок, Эдвард разбудил владельца и купил теплый плащ с соболиным воротником.

Этой же ночью гулю Шерифа нужно было заехать на сбор к Анжело. Тот собирал своих помощников в связи с неспокойной обстановкой в городе, участившихся грабежей и пожарах. Старший гуль требовал выставить караулы и Эдварду просто выдали список дней, когда ему придется помогать Бэнджамину – гулю Палача. Так как Эдвард был молод, с ним почти не считались и давали самые грязные и глупые поручения, в этот раз его тоже обошли и выделили самые неприветливые части города.

Собрания у Анжело выводили Эдварда из себя, и он надеялся, что когда-нибудь заменит заносчивого гуля Сенешаля. После собрания Эдварда поймал Тобиас и задержал своей болтовней и новыми идеями. Гуль Шерифа с трудом смог успеть в Каре к рассвету.

Мужчина вбежал в дом, когда Эрих уже уходил. Не обращая внимание на гуля, вампир попрощался с Мариной. Сильно наклонив голову, Эрих спешно вышел, и Эдвард заметил, что у Шерифа видны клыки. Вампир был голоден, и смертная уже не в силах более утолить его голод. Как только за Эрихом закрылась дверь, Марина подняла взгляд на Эдварда и сердито спросила:

— Где моя шаль?

— Вот, вместо шали, холодает. — Гуль, насупившись, протянул ей плащ

— Где моя шаль? — повторила девушка, не беря плащ.

Эдвард вывел смертную на крыльцо и показал, где бросил порезанную ткань. Марина отряхнула шаль от земли и, слегка расправив дырочки, накинула себе на плечи.

— Бери плащ, тебе купил, — Эдвард встал перед ней, не давая прохода.

— Спасибо, мне и так хорошо. — Марина попыталась обойти его.

Сдернув с девушки шаль, гуль вернулся в дом и, сняв затворку с камина, бросил ткань в огонь. Шерсть сразу вспыхнула. Марина попыталась схватить свою одежду, засовывая руки в открытый огонь, но Эдвард удержал девушку.

Замерев, смертная смотрела, как белая шаль превращается в золу. Один угол ткани не попал в камин и сполз на пол, девушка подобрала его, отряхнула от пепла и засунула за рукав. Тихонько всхлипнув, Марина стала плакать. Эдвард, сдвинув брови, пытался понять причину ее слез, но это было слишком для него сложно. Через мгновение Эдвард понял, что ему вообще все равно, и мужчина просто любуется на ее грудь, которая, как ему показалось, стала немного больше. Вскоре девушка перестала плакать, вытерла рукавами лицо и поднялась, собираясь уходить.

— Плащ ведь лучше? — Гуль все еще не понимал, что сделал не так.

— Спасибо, — не поднимая головы, девушка взяла его плащ. Эдвард встал рядом с ней, смотря, как она завязывает завязки. Потом погладил девушку по волосам, вдыхая горький запах ромашки и, остановив ее пальцы, развязал шнурки. Сбросив плащ на пол, мужчина стал целовать ей шею, прижимая к себе.

— Не надо, прошу, — Марина снова стала плакать.

Эдвард осторожно уложил девушку перед камином, игнорируя ее слова. Смертная несколько раз попыталась подняться, но гуль легко удержал ее, продолжая раздевать. Сняв с нее платье, мужчина провел рукой по ее груди, грудь действительно стала полнее и мягче. Эдвард стал целовать ее соски, уверенный, что всхлипы смертной это стоны наслаждения. Потом перевернул девушку на живот, провел языком по ее позвоночнику, заложил ее руки за спину и, сжав кисти, стал медленно входить в нее. Марина зарыдала в голос.

— Расслабься, тебе понравится! — усмехнулся Эдвард, начиная двигаться быстрее и резче.

Девушка стала вырываться и гуль, сдавив ее сильнее, приподнял смертной бедра и начал с силой входить, подтягивая Марину к себе за руки. Мужчина старался растянуть процесс, но девушка возбуждала его своими всхлипами и попытками вырваться. Кончив, Эдвард сел рядом с ней на коленях, поглаживая ее бархатистую кожу и лаская ее пальцами. Но как только мужчина отпустил ее руки, Марина вскочила и ударила его ногой в лицо. Эдвард не снимал с нее ботинки, и она попала ему точно в нос. Гуль откинулся назад, хватаясь за разбитую переносицу. Марина подхватила платье и бросилась на улицу.

— Почти комплимент, — проговорил слуга, поднимаясь и зажимая нос из которого полилась кровь. Подобрав плащ с пола, Эдвард вышел за ней, завязывая на ходу штаны.

Марина бежала по дорожке, уже надев платье, перепрыгивая через подмороженные лужи.

— Да, сестренка, сведи меня с ума, — улыбнулся Эдвард и побежал за ней. Быстро настигнув девушку, он обхватил ее за плечи, смеясь над ее попытками вырваться. Марина кричала в голос, истерично визжала и отбивалась от него:

— Отпусти меня! Ты, животное!

— О да, ты даже не представляешь какое!

Гуль оттолкнул девушку от себя. И она, встав к нему лицом, стала медленно отходить, выставив перед ним руки, обороняясь.

— Эрих в миллионы раз лучше тебя, зачем он держит при себе такого, как ты, я не понимаю! Ты больше похож на чудовище из моего детства, чем он.

При разговоре о вампире слуга перестал улыбаться.

— Ты думаешь, что знаешь Эриха? Понимаешь его? — Эдвард грозно наступал на смертную. — Ты ничего не знаешь. Поверь мне, он пережил много того, что ты даже представить себе не можешь в своих наивных фантазиях. Я чудовище, но если бы ни я, если бы не такие, как я, вампиры бы давно умерли. Им нужны слуги, помощники. Я нужен Эриху! Ты же ему не нужна! Или ты думаешь, Эриху хватает глотка твоей крови, чтобы насытиться? К нему приходят две-три женщины в неделю. Потому что он не хочет убить тебя. — Эдвард говорил на одном дыхании, очень злобно, пугающе. — Я чудовище! Я горд тем, что служу своему хозяину.

— Не смей больше трогать меня, или я расскажу твоему господину!

— Расскажешь? — Эдвард громко засмеялся. — Думаешь, ему есть до этого дело? Думаешь, он не знает? Его расстроит лишь то, что ты ноешь и жалуешься. Ему плевать на наши плотские утехи. Смотря на тебя, он видит вены, полные крови, и он желает лишь ее.

— Нет! Он не такой! Мы много говорим, ему нравится общаться со мной.

— Возможно, но тогда ты – говорящая кровь! — Эдвард стал смеяться еще громче, сотрясая тишину монастыря. Поняв, что ей гуля не переубедить, Марина снова бросилась бежать.

Эдвард вновь догнал девушку и, схватив за волосы, притянул к себе:

— Хватит бегать, надоела, ты забыла свой плащ, — гуль развернул Марину к себе и, накинув на нее плащ, завязал ремешки. Посмотрев на ее лицо, полное отчаянья, Эдвард провел по ее щеке пальцем, стирая разводы от слез. — Пообщайся с вампирами еще немного, и ты поймешь, что только чудовища могут выжить в этом мире. А то, что ты делаешь с Эрихом, погубит его, это не спасение, девочка, это смерть для вампиров, быть человечнее. Ты не спасаешь его душу, лишь терзаешь и мучаешь, и когда ты уйдешь, ему будет очень больно. Думаешь, я позволю тебе обидеть его?