В поисках человечности (СИ)

— Нет, — Марина не отбивалась, позволяя гулю душить ее, — но твой гнев неразумен. Ты злишься не на меня, а на Эриха. Ты любишь его так сильно, что боишься потерять его. Я прошу прощенье, что отнимаю у тебя время, что ты мог бы провести с ним.

Эдвард с непониманием смотрел на нее.

— Значит, ты больше не придешь? Оставишь меня и господина в покое?

— Я не могу не прийти, я обещала спасти его душу.

— Глупая девчонка! Его душа проклята, моя душа проклята, от этого нельзя спасти!

— Я могу. Я знаю.

— Сумасшедшая дура. — Гуль откинул Марину от себя. — Убирайся домой, пока я не убил тебя.

Девушка послушно встала, забрала свою шаль и пошла к двери. Эдвард смотрел на нее, все еще пытаясь собраться с мыслями, и когда Марина вышла за порог, гуль выбежал следом и, схватив за руку, потянул за собой. Смертная пыталась высвободиться, но это было бесполезно. Быстро обойдя дом, он втащил ее в молельню. Затолкав на одну из скамеек, он вытащил нож и распорол ей платье на груди, оставляя на коже неглубокий след. Замерев у ее сердца, гуль с рычанием надавил на острие, любуясь, как красная жидкость выползает из-под жала.

— Ты умрешь, и о тебе никто даже не вспомнит, — он надавил на нож сильнее, и девушка вжалась в скамью, пытаясь спастись от железа. — Но сперва изнасилую так, чтобы смерть показалась тебе радостным исходом, — мужчина убрал оружие и разорвал остатки платья.

— Тебе не нужно это, Эдвард, — девушка совсем не сопротивлялась, лежала неподвижно, и гуль чувствовал себя глупо.

— Любому мужчине это нужно.

— У тебя есть другие женщины, а так ты лишь пытаешься выразить свое недовольство, но тебе это не нравится.

— Мне не нравится, что ты крутишься рядом с моим господином. С МОИМ! Сучка! — Мужчина схватил девушку за грудь и болезненно сжал ее, вдавливая ногти в то место, где только что оставил раны нож. Марина даже не поморщилась, возведя взгляд к потолку, она не сопротивлялась, лежала неподвижно, но когда Эдвард попытался поцеловать ее, девушка отвернулась, не давая его губам, резко пахнущим кислым вином, коснуться ее губ. Он не стал настаивать и, задрав ей ноги, стал входить в нее. Марина покорно молчала и не двигалась, это напрягало. Не было никакого интереса в насилии, если жертве все равно. Гуль быстро потерял концентрацию и расстроено оставил девку. Девушка продолжала лежать, и Эдвард разочаровано потряс головой.

— Если я убью тебя, Эрих лишится очередной кормушки, а господину сложно находить еду. — Эдвард с презрением плюнул на ее кровоточащую грудь. — Сопротивляйся, шлюха, я хочу, чтобы ты кричала! — Мужчина несколько раз ее ударил кулаком по лицу. Марина молчала, и гуль продолжил ее колотить, пытаясь заставить просить о пощаде.

Девушка лишь тихо поскуливала от боли.

— Что? Тяжелое детство? — прокомментировал он ее высокий болевой порог.

Эдвард стал выкручивать ее руки и, сдавливая ей шею, ждал криков.

— Кричи или я сломаю тебе руку! Сопротивляйся! Ты думаешь, я шучу?

Марина закричала, но только тогда, когда Эдвард, используя свою сверхсилу гуля, пережал ей локоть, почти ломая кость.

— Больно, больно, — девушка стала плакать, Эдвард же, довольно улыбаясь, продолжал ее держать.

— Вот так намного лучше!

— Ты!.. Садист! — Марина хотела сказать что-то еще, но он перевернул ее, вжимая лицом в доски. Держа свою жертву за затылок, мужчина отпустил девушке руки, смеясь над ее попытками отбиваться, и стал бить по ягодицам и рукам открытой ладонью, оставляя большие красные следы. Смертная стала плакать и кричать, и это доставляло ему огромное удовольствие. Ее беспомощность забавляла, а контроль и уверенность в своей силе заставляли Эдварда забыть о хозяине.

Через какое-то время Эдварду это надоело, мужчина отпустил девушку и она, рыдая, сползла на пол, потирая отбитые места.

— Одевайся и уходи, — велел гуль. С улыбкой он наблюдал, как Марина, сгорбившись, поднимает свои вещи и одевает их дрожащими руками.

«Сломалась! Наконец-то, больше она не явится».

Эдвард был в этом уверен.

(Альт-Каров, Альменда Каре, «Аббатство Хонихера», 14 сентября 1806 года) воскресенье

Но Марина пришла снова. Эрих ждал девушку в кабинете, и Эдварду ничего не оставалось, как впустить ее. Смертная принесла малины. Эдвард, поворчав, принял миску и молча указал ей на лестницу, ведущую на второй этаж.

— Просто скажи, что мне сделать, чтобы ты тут больше не появилась! Если я убью тебя, хозяин будет недоволен!

— Мои родители умерли не от кори восемь лет назад, их убил вампир, у меня на глазах.

— Так ты просто хочешь отомстить? Поймать момент, когда Эрих будет уязвим, и убить его? Поверь мне, сестренка, это невозможно, ты даже представить себе не можешь, насколько он силен.

— Я не помогла родителям, но я могу помочь Эриху, я вижу, как мои слова согревают его сердце, я уверена, что смогу изменить его!

— Ты действительно сумасшедшая...

— Я могла бы помочь родителям, но испугалась и ничего не сделала. Бог наказывает меня за мою слабость, ты мое наказание и я приму его с радостью, — девушка не слушала его.

Эдвард, разинув рот, смотрел на нее. Гуль просто не мог поверить, что кто-то может верить в такую благую чушь.

— То есть то, что я делаю тебе больно, приносит тебе радость, так как тебя мучает совесть или что-то в этом роде?

Марина молча опустила глаза.

— Да, мы прекрасно друг другу подходим, сестренка, я обожаю мучить людей, могу устроить для твоей совести настоящую каторгу. — Эдвард рассмеялся, легонько обнял Марину, и стал тереться о ее бедра.

— Я не буду играть в твои игры.

— Какие игры? Я уже много лет ищу симпатичную девочку, для воплощения своих фантазий!

— Я не такая! — Девушка оттолкнула его. — Я сполна искупила свои грехи!

— Ой ли. — Мужчина снова попытался обнять ее, но тут появился Эрих. За разговорами гуль не заметил, как вампир вышел из своей комнаты, и лишь когда Шериф появился на пороге холла, холодным взглядом оглядывая помещения, Эдвард заметил его. Гуль, вытянувшись по струнке, поклонился ему. — Доброй ночи, господин.

— Эдвард, чем здесь пахнет? Снова.

— Это малина, — мужчина указал на мисочку, что принесла Марина.

— Да, действительно малина. — Эрих подошел к столу и, наклонившись, поднес одну из ягод к носу и вдохнул ее запах. — Я уже забыл этот аромат.

Потом он подошел к Марине и, подняв ее кисть, поднес к своему лицу.

— Твои руки пахнут малиной, все это время я не мог вспомнить что это, — его голос был холодным, отстраненным, как будто он говорил сам с собой. Но Эдварду казалось, что так хозяин проявляет внимания и особые чувства к девушке. — Пойдем, Марина, я хочу продолжить наш прошлый разговор.

Смертная улыбнулась вампиру в ответ, и они поднялись в библиотеку.

Эдвард постоял в одиночестве, все еще не зная как относиться к признанию Марины, а потом его взгляд упал на эту чертову малину. Сам не понимая, зачем он это делает, гуль вышел во двор, спустился в подвалы, где монахи хранили продовольствие, прихожане нередко приносили скоропортящиеся продукты и святоши покупали лед для сохранения. Взяв немного оставшихся кусков замерзшей воды, Эдвард вернулся в дом, перетер малину с сахаром и посыпал все раскрошенным льдом. Постояв немного над чашей, гуль взял миску и пошел в кабинет.

Эрих сидел с ней совсем рядом, и когда Эдвард вошел не постучавшись, вампир отпрянул от девушки, гневно смотря на вошедшего.

— Вот, я сделал для Марины, ее малина со льдом, девушки любят сладкое, — Эдвард сам с трудом узнавал свой голос.

— Спасибо, Эдвард, оставь и уходи, мы разговариваем, — Эрих был напряжен, как будто Эдвард оторвал его от чего-то очень важного, как будто у него с Мариной был секрет, которым вампир не хотел делиться со своим слугой. Эдвард был очень расстроен. С трудом проглотив обиду, гуль поднес миску и аккуратно поставил ее перед смертной, хотя ему хотелось бросить ее на пол.