Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Даэн слушала ее, изредка кивая или склоняя набок голову, будто подмечая что-то для себя. Шедавар умолкла, обдумывая все, что только что было сказано в этом зале. Шансов на успех у каждой из них оказалось не так уж и много – по крайней мере, весь их план звучал абсурдно. Королева понимала это, однако отступать не собиралась. Что с того, что против нас стоит стеной весь мир, отгородившись и закрывшись? С нами небо – а значит, все мы справимся. Она не сомневалась, что для Меред и Атеа глава Келерийской Гильдии приберегла свои задания, но о них не ведала. Как и не сомневалась в том, что еще встретится со златовласой девицей, но не ведала, когда и при каких обстоятельствах.

Словно читая ее мысли, Даэн подытожила:

- С нами боги, Шедавар. Они помогут.

- Знамо дело, - пожала плечами королева. Больше говорить было нечего, и ей отчаянно хотелось удалиться в свои покои, хоть и общество Птиц совершенно не досаждало ей. Однако ей нужно было все обдумать. Впрочем, один вопрос оставался не разрешенным – и внутри Шеды все приятно затрепетало: так всегда бывало, когда ей выпадала возможность еще чуть-чуть поиграть. Предвкушая дальнейшее, Шедавар заухмылялась и обернулась к Атеа, - Есть еще кое-что. Я не уведомила Лорелей о белокуром довеске, который вы потащите за собой, дамы, - говорила она это, адресуя слова непосредственно Атеа, и девчонка впилась в нее цепким злым взглядом, - Удержать ее я не смогу, а посему если она пойдет с вами до самой Гильдии – это уж ваша забота. Возможно, она окажется чем-то полезной, даже очень. Недаром Мэг звала ее своим продолжением, самой сильной ведьмой нашего племени…

Мара как-то разом встрепенулась и словно напряглась, подняв взгляд на эльфийку и непонимающе хмуря тонкие, с изломом, брови. Королева, хмыкнув, ответила ей на незаданный вопрос:

- Об этом пикантном случае тебе поведает Птица, Знающая. В любом случае, это касается их двоих, не тебя. Но это, конечно, забавно, да.

Мара не опускала пристального взгляда, но королева уже и не видела того. Поднявшись с кушетки, Шедавар подошла к Даэн и хлопнула ее по плечу.

- Что же, Птица Даэн… Покуда отдохните до рассвета – а там начнем дорогу. Каждая свою. Перед вашим уходом я зайду, с вашего позволения, попрощаюсь что ль.

- Ты, оказывается, сентиментальная, королева, - мурлыкнула Атеа, но в глазах ее танцевали недобрые искры. Шедавар ухмыльнулась ей в ответ, не сомневаясь в том, что улыбка произведет нужное впечатление:

- Ты даже представить себе не можешь, насколько. А уж как по тебе буду рыдать – так этого не передать вообще никакими словами. И вместе со мной весь Дом Знающих в слезах утонет.

Меред впервые на памяти эльфийки хихикнула – правда, нервно и как-то неуверенно. Даэн улыбнулась Шеде, хоть и королева видела: Птица напряжена и задумчива, и тут уж ничего не попишешь. Сейчас наступало тяжелое время – и все они понимали это.

- Мы покинем тебя, королева – нам и впрямь стоит отдохнуть. Да и тебе.

Шедавар поднялась с кушетки, разминая затекшие плечи.

- Ну, формально это я вас покидаю, пташки, и удаляюсь к себе. Доброго вам вечера. Не засиживайтесь особо долго.

Меред что-то пробормотала в ответ, а свистящий полушепот Атеа прокатился по обнаженным рукам Шедавар, будто бы не слова, а шелковый платок. До встречи, моя королева. Эльфийка почти чувствовала, как Лебедь раздевает ее не то что взглядом – речами, и обнимает, прижимаясь разгоряченным телом, чтоб в следующий момент с хохотом умчаться куда-нибудь. Одним своим видом она дразнила всех окружающих, но поддаваться этому Шеда не собиралась. Видала таких, и не единожды. Пока что ее занимала лишь опасность, что нависла над ее краем – а когда все закончится, можно будет поглядеть по сторонам да полюбоваться на таких вот девок. Пожалуй, на Атеа она бы действительно поглядела еще разок. Под другим углом. И возможно, с другой стороны.

В ее покоях стояла мягкая тишина, которую королева так любила. Шедавар прошла вглубь комнаты, туда, где пряталась неприметная дверка. За ней находился еще один зал, почти что крохотная келья, в которой была лишь кровать, стол с плетеным креслицем напротив да чаша с чистой водой для омовения. Шеда медленно подошла к чаше, склонилась над ней и зачерпнула воду в ладони. Прохлада коснулась щек и лба, капли сбежали вниз по скулам, скатываясь по шее за шиворот и посылая мурашки по телу. Шедавар, рожденная здесь, в недрах холодных гор, не боялась ни ледяной воды, ни прикосновений морозных ветров – напротив, любила свежесть и холод, от которого зубы сводило. В колеблющемся зеркале воды ее отражение размывалось, разбитое и ломанное, но с каждой секундой потревоженная гладь становилась тише и вскоре совсем замерла.

Из чаши на эльфийку смотрели внимательно золотые глаза – не только ее, но и глаза всего ее народа. Она берегла память тысячей жизней, хоть и сама не ведала о ней. Каждый эльф несет в себе все свое племя, по крохотной частичке, говорила ей Мэгавар когда-то давно, и науку старой ведьмы Шедавар берегла. Оставалось лишь вынести все, что им начертано, оставалось лишь уберечь каждого из тех, кто так или иначе вплелся в жизнь племени. А уж потом… Потом будет и солнце, и златоглазые дети, чьи волосы растреплют ветра с южных холмов, будут и самые красивые женщины с медовыми губами и медовыми очами, острые на язык и жаркие на поцелуи. Будут города с башнями до самых звезд, будут поля, засеянные золотым зерном, венки из диких цветов и звенящие ручьи. Буду я.

В белый город прокралась ночь на мягких лапах, заползая в каждый дом, в каждую келью. Королева спала, и ей снились чудеса, дивные сказки, рассказанные старой слепой ведьмой – что тоже ныне дремала, нашептывая сны городу. В пальцах ее лежала ветхая нить, бесцветная, серая, да только была она крепче стальных канатов, крепче корней самых старых деревьев. И город пока еще дышал. Город спасался.

В покоях, где почивала ведьма Гарварнского леса, пахло дикими травами. Факелы давно погасли, и мягкий дым витками распускался в темноте, словно лепестки призрачного цветка. На стене танцевали тени, сплетаясь в одну все теснее и крепче, все неразрывнее, становясь одним целым. Тихий шепот нарушал тишину, но никто того не слышал, кроме двоих, для которых не существовало иного мира.

Ее тело под руками было горячим - едва ли не самим пламенем. Даэн смотрела на нее снизу вверх, смотрела, как смоляные пряди ее волос соскальзывали с белых плеч, падая на высокую грудь с твердыми темными сосками, покрытую мурашками, смотрела, как она откидывает голову назад, исступленно шепча ее имя – и задыхалась. Хоть и темнота обнимала их, а в глазах Мары горело солнце, и Даэн молилась лишь о том, чтоб этот свет никогда не гас. Никогда.

Даэн сцеловывала соленые крохотные капельки с ее напряженной шеи, с ее ключиц, вдыхала ее запах, и Мара билась в ее руках живым огнем, выгибаясь все сильнее. Ее крик мог бы перебудить весь город – но Коршун знала, что камень не пропустит ни звука. А если бы и пропустил… ей было плевать.

- Не отпущу, не отпущу!..

- Не отпускай…

Она склонилась над Даэн низко-низко, ослабшая, дрожащая, пахнущая вереском и полынью.

- Не отпускай. Пожалуйста.

Она целовала, и губы ее были нежными и теплыми, сладкими и терпкими. Она целовала все горячей, и Даэн забывала обо всем на свете. Никогда. Никогда и никому я тебя не отдам. Хартанэ и все боги мира – тому свидетели! Потом она обнимала, да так, словно пыталась слиться с Даэн воедино – и та тянулась к ней всей собой, каждой клеточкой, каждой частичкой себя. А потом темноту разогнало солнце, распустившееся лучами-стрелами под веками.

Я люблю тебя.

Слова, сказанные не устами, утонули в шорохе дыхания и гулком стуке сплетенных сердец. А над горными хребтами начинался зимний рассвет нового дня – дня, когда по стенам былого мира поползла первая, едва заметная крохотная трещинка.

- Я хочу, чтоб ты была рядом, когда Колесо повернется.

- Всегда.

========== Глава 29. Услышанные молитвы ==========