Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

- Мара-Марана.

Сон юркнул ужом куда-то во тьму, забирая с собой яркое солнце и запах лета, и усталость разом навалилась на нее, усаживаясь тяжелым котом на грудь. Мара слепо заморгала, силясь прийти в себя и понять, где она. Все вокруг казалось размытым, темным, и женщина со стоном попыталась сесть, но чья-то твердая рука ухватила ее за плечо, а скрипучий голос расколол тишину:

- Лежи, нетерпеливое сердце, погоди немного. Вот глаза раскроешь – встанешь.

В нос ударил острый запах пряных трав, и Мара закашлялась, отворачиваясь и жмурясь: уж больно чужим был аромат. В ее лесной хижине пахло совсем не так…

Вспышками пронеслись картинки перед глазами, и память вернулась к ней, словно только и ждала, когда ведьма ухватится хоть за одну ниточку. А когда Мара потянула за нее, запутанный узел тут же распался, и женщина вспомнила свой дом, светлый и тихий, вспомнила лес, скованный первыми морозами – но бесконечно красивый, родной и дышащий. Вспомнила путь, серебряные глаза Ялуши и тайный лаз, Прибережек, сотканный из соли, вспомнила темных духов с сотней лиц – и невероятный жар в груди, раскаленным солнцем вырывающийся наружу и расщепляющий темноту. Вспомнила Даэн.

Она открыла глаза, щурясь на тусклый свет, и вскоре пелена обрела очертания и контуры. Под потолком мигали факелы, разгоняя темноту по дальним углам, на стенах сохли пучки трав и едва заметно покачивались связки птичьих перьев. Отблески огня танцевали на пузатых цветных колбах, где старая ведьма – Мара помнила и ее – хранила то ли время, то ли воспоминания, то ли бог весть что. И сама она сидела рядом, сухая, сморщенная, больше похожая на ветхий пергаментный лист, что вот-вот рассыплется в мелкую крошку – легче пуха и пепла, и ветер унесет ее прочь. Невидящие глаза старой эльфийки, белые, как молоко, смотрели сквозь Мару, но та почему-то знала, что ведьма глядит прямо ей в сердце.

- Не слушаешь ты меня, сестрица. Говорила же тебе: лежи, глаз не раскрывай, отдохни…

Мара осторожно села, борясь с головокружением. Слабость не желала сходить, перебравшись на плечи и накрыв ее тяжелым плащом, но ведьма упрямо разогнулась, чувствуя, как ее немного кренит в сторону.

- Сколько же можно мне отдыхать, матушка Мэгавар? Давно я в твоем доме?

- Пятый день пошел, - проскрежетала старуха, даже не шевельнувшись. Мара ощутила, как внутри что-то предупреждающе кольнуло – так всегда бывало, когда за словами собеседника таилось тяжелое чувство.

- Тогда куда же мне еще лежать? – она спустила ноги вниз, нашаривая босыми ступнями холодный каменный пол, - Сама знаешь, матушка Мэгавар: нет у меня времени на то. Отдохнула я вдоволь, - Мара легко обратилась всей собой к крохотной огненной песчинке-искорке, и та тут же отозвалась, разгораясь ярче. Ведьма ослабила прикосновение, памятуя о том, как энергия разорвала ее оболочку, и взглянула на Слепую Мэг, - Что со мной было, Знающая?

- Тебя принесла наша Аллэивар. Оставила тебя да сказала мне – мол, помоги ей, праматушка, она вон какая, видишь? Тени глядят на тебя и говорят мне: дело плохо, умрет сейчас девчонка. А я их попросила тебя вылечить – вот они и управились.

Маре не нравились короткие фразы Мэг, не нравился ее голос, сейчас звучащий словно железо, по которому железом и скребли, однако она не могла понять, почему старуха так посуровела. Ведьма мягко коснулась ее ладони, создавая образ солнечного света, молодой листвы, мерцающей каплями дождя, и теплой ласковой весны.

- Благодарю тебя, Знающая. Я перед тобой в неоплатном долгу, - но Мэгавар отдернула руку, все так же глядя мимо нее. Мара неуверенно позвала ее, - Знающая?

- Не пытайся показать мне солнце, девочка, - сухо процедила старуха, и тонкие ее ноздри затрепетали от неведомой Маре ярости, - Ты ослушалась меня. Я уж просила тебя, уж просила – не зови смерть, не ходи за ней… А ты пошла, горе нам всем.

- Но справилась ведь, - осторожно попыталась смягчить ее Мара, - Если бы не я, Даэн не спаслась бы. Никто бы не спасся. И мы бы не принесли вестей о ваших девочках…

- А всех ты спасла, знамо дело. Храбрая колдунья дремучего леса, что вознамерилась весь мир спасти… - Мэгавар усмехнулась, и в этой улыбке столько горечи было, что Мара невольно отшатнулась, - Теперь они знают, где ты, сестрица. Знают, кто ты, знают, на кого охотиться. Они бы взяли Птиц, как взяли наших детей, да ждали бы повеления госпожи своей, и ты могла дойти до самой твердыни, чтоб там исполнить волю неба… А теперь не будет тебе покоя, не будет… Она к тебе во сны будет ходить, на ухо шептать, точить тебя, как вода точит камень. Теперь ты, сестрица, не имеешь права на ошибку, на мысль хоть одну неуверенную, на шаг в сторону…

- Это не так, Мэгавар, - Мара улыбнулась ей, пусть и невидящей, - Все не зря. Я взглянула на них – и Бессмертный сделал мне подарок, не оставил меня. Теперь я знаю, понимаешь? – она сама чувствовала, как голос наполняется силой и радостью, - Теперь я знаю, как бороться с этой тьмой, Знающая, и ничего мне больше не страшно. Да, их слишком много, да, едва ли я справлюсь одна – но бог меня не покинул, когда я просила его помощи. Он вложил в мои руки оружие.

- И сама ты чуть не померла! - визгливо крикнула Мэгавар, мотая головой, - Потому что глупая девка, потому что сама не знаешь, как тем оружием пользоваться! Тени мои почуяли то да так взбесились, что я их чудом удержала. Еще чуть-чуть – и они бы начали рушить город, - последнее она произнесла так тихо, что Мара едва расслышала ее. Воцарилось молчание. Ведьма внимательно смотрела на старуху, не понимая, что она имеет в виду.

- Я научусь контролировать этот дар, Мэгавар, - спустя некоторое время молвила колдунья, - Он не причинит вреда ни тебе, ни твоему дому…

- Уходи из Лореотта, - прошелестела старуха, опуская морщинистые веки, - Уходи прочь, покуда они вновь не начали волноваться. То, что ты несешь в своей груди – сила небесная, что так далека от них, подземельных моих детей… Всякий раз, когда ты выпускаешь ее здесь, всякий раз, когда ты едва дотрагиваешься до нее, они начинают беситься, пытаются вырваться из моих рук. А у меня едва ли остались силы, сестрица. Совсем скоро я передам Лореотт своей белой девочке, но пока она не готова. Мое время уже истекает, мое время уже обращается пеплом, и счет идет на минутки. Я отдала тебе все, что было мне отмерено, и едва ли теперь доживу до следующей луны. И чем дольше ты здесь, тем быстрее Пряха разматывает мою нить. Мне должно подготовить мою девочку… Мне должно успеть…

Мара глядела на нее, чувствуя, как в груди волнами разбегаются чувства, перепутываются меж собой: испуг за Лореотт и старую слепую ведьму, благодарность ей, непонимание, что-то еще. Разве Шедавар не хочет увести из подземелий всех эльфов? Словно в ответ на ее мысли, эльфийка долго и тяжело вздохнула:

- Молодая королева сильна и смела – или безрассудна и глупа, время покажет. Однако до того как эльфы покинут Лореотт, кто-то должен его держать. Когда последний эльф выйдет на солнце, сердце города отпустит тени, и его поглотит камень и темнота. Девочка должна будет отдать себя, чтоб молодая королева справилась. Их всех я готовлю к тому. Их всех. Но справится лишь одна – остальные слабы и заносчивы, и мои тени сожрут их с костями, со всей их памятью, а вместе с ними – и всех наших златоглазых детей. Уходи отсюда, ведьма-солнце, уходи из подземелий… Уходи и дай мне протянуть еще немного.

- Я могла бы помочь тебе, Мэгавар, - Мара наклонилась к ней, чувствуя запах зелий и колдовства от ее кожи, - Только позволь мне попытаться – вдруг получится? Кто знает, на что способна эта сила?

Вдруг ладонь старухи молниеносно взметнулась вверх, и Мэгавар хлестко ударила Мару по щеке – точно, без промаха. Ведьма не дрогнула, когда кожу обожгло огнем и колючей болью – лишь глядела на эльфийскую Знающую, а та, дрожа всем телом, возвысила голос:

- И думать о том не смей, слышишь?! Ты и вовсе что ль оглохла, когда я говорила тебе о них? Они – дети земли, им столько лет, что ты и представить себе не можешь… Они живут в темноте, в самом сердце матери-земли, в корнях и снах, среди сокровищ недр, и небо им чуждо, как чуждо тебе понимание этого. Свет исказит их, свет сломит и меня, и моих девочек, и Лореотт погибнет – стоит тебе только захотеть помочь нам. Так подумай еще раз, подумай, нужна ли мне твоя помощь – и какую помощь ты все-таки можешь дать.