Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

- Садитесь, - проскрипела эльфийская ведьма, и все трое прошли к лавке, опускаясь на выглаженный камень. Знающие подошли к ним, становясь напротив. Атеа, до этого молчавшая, все-таки не вытерпела.

- Госпожа Знающая, а можно меня излечит самая красивая из вас?

Ведьма хрипло рассмеялась – точно так же смеялась колдунья Гаэра в Гильдии, Даэн помнила. И как и у Гаэры, в холодных глазах эльфийки не было ни единой искорки смеха.

- Шутница. Сдается мне, тебя и не надо лечить – вон как зубки скалишь. Знать, и не умрешь.

- Прошу простить мою сестру, госпожа Знающая, - Даэн исподлобья взглянула на Лебедя, и та чуть вжалась лопатками в стену, - Она не хотела обидеть вас. Прошу вас, помогите и ей – нас ранили дикие, и…

- Я знаю, кто вас ранил, - перебила ее седая ведьма, морщась словно от зубной боли, - И до слов твоей девицы дела мне нет. Может хоть догола раздеться, если ей захочется – только пусть помолчит. Тени любят тишину. Леинавар, - молоденькая эльфийка встрепенулась, вопросительно взглянув на старшую, - Иди к шутнице, твоей силы на нее хватит. Тэаргавар, - женщина в капюшоне не шелохнулась, стоя напротив Даэн, - Излечишь старшую.

С этими словами эльфийка подошла к Меред, приподняла ее лицо, внимательно изучая его взглядом, хмыкнула и возложила ладони на голову Птицы. Большего Даэн не увидела – чьи-то холодные руки коснулись ее подбородка, и Коршун повернулась, вглядываясь во мрак под серым тяжелым капюшоном. То ли дело было в тусклом свете, то ли в том, что все эльфийки отличались бледностью, но ведьма по имени Тэаргавар казалась совсем уж серой, и губы ее были бескровными. Даэн что-то пугало в ней, отталкивало, но жесткие пальцы держали крепко, и отвернуться возможности не было. Затем колдунья отпустила ее лицо, и Даэн ощутила лед ее ладони на своей макушке.

Мара лечила совсем по-другому. Даэн хорошо помнила теплое сияние, мягкое и родное, такое нежное, словно утренняя зорька, или вода в прогретых солнцем лесных прудах. Когда ведьма Гарварнского леса лечила Меред, ощущение было таким, словно весь мир очистился от темноты и грязи, словно все живое только что умылось сладким весенним дождем, и ласковый ветер высушил влагу на листьях, травинках и на ее собственной коже. И пусть за окнами тогда выл стылый зимний ветер, а в сердце Даэн распустилась водяной лилией весна.

Ведьмы Лореотта призывали на помощь тень. Тэаргавар не шевелилась, как не шевелились и остальные, но Даэн чувствовала, как на кончиках ее пальцев собирается странная, неведомая сила, что чернее, чем ночь. Она не была темной, не была злой – она просто была совершенно другой, чужой, а потому пугающей. Это не напоминало прикосновения Хартанэ, сотканной из света, не напоминало колдовство Мары, наполненное свободной силой природы, мягкой и свежей. Казалось, будто сейчас из-под земли, из горных глубин к ним выползли темные тени, покорные зову ведьм. И если ныне они несли благо, то в следующий миг вполне могли бы разрушить целый город, будь на то их воля – или воля тех, кто призвал их.

Внутри кололо, жгло, болело, выкручивало узлами. Даэн сжала зубы, ощущая, как с тяжелым скрежетом в ее вены проникает толстыми жгутами черное колдовство, растекаясь по ним и выгоняя прочь яд. Это было и хорошо, и в то же время как-то не так. Слишком незнакомо, слишком темно. Когда Мара оправится, попрошу ее выгнать их из меня. Ей не хотелось, чтоб иное колдовство касалось ее, жило в ней – лишь ее ведьма имела на это право.

- Все, - прошелестела Тэаргавар, снимая руки с ее головы, и Даэн вздрогнула: этот голос отозвался в черепе странным эхом, неприятным до боли. Ведьма отступила от нее, опуская руки и замирая безмолвной статуей. Точно так же отошли от Птиц и другие ведьмы, и молоденькая девчушка тут же ужом юркнула поближе к Тэаргавар. Та медленно склонила голову набок и опустила на тонкое плечо маленькой эльфийки руку, чуть сжав пальцы.

- Устала, дитя? – проскрежетала ведьма, приведшая их сюда. Девочка неловко кивнула, и во взгляде ее мелькнуло что-то, похожее на вину, - Ну ничего. Ты молодец, - она повернулась к Птицам, оглядывая их, - Все, Птицы, яда в вас больше и нет. Можете спать спокойно. Я проведу вас к выходу из Дома Знающих – Инарэвар ждет там.

За спиной остались Тэаргавар и Леинавар, и Даэн, закрывая глаза, все еще видела тонкие губы странной эльфийской ведьмы, ее острый подбородок, а выше – непроглядную темноту. Ускорив шаг, Коршун поравнялась с седовласой Знающей и тихонько позвала ее:

- Могу я задать тебе вопрос, госпожа?

- Спрашивай, - бесцветно ответила та, даже не обернувшись на голос Даэн.

- Женщина, что исцеляла меня… Тэаргавар. Почему ее лицо сокрыто?

- А почему ты не спросила об этом у нее? – полуулыбнулась ведьма, наконец соизволив взглянуть на Коршуна.

- Мне показалось, что она не слишком-то любит общение.

- Правильно показалось, - ведьма снова отвернулась от нее, устремляя взгляд вперед, - Тэаргавар редко говорит – все больше слушает. Она не любит, когда кто-то не из Дома Знающих обращается к ней, сторонится других эльфиек. А что до ее лица… - она помедлила, подбирая слова, - Тэаргавар с самого детства была… не такой, как все. Ее принесли в Лореотт совсем младенцем – мать ее умерла, давая жизнь ей. С того момента она живет в Доме Знающих и всю себя посвящает учению. Ей пророчат, что однажды она займет место Слепой Мэг.

- В чем же она не такая, как все? – подала голос Атеа.

- Тэаргавар выглядит не так, как мы. И уж точно не так, как вы, - усмехнулась эльфийка. До выхода оставалось совсем немного – потянулся длинный коридор с завешенными входами, - Насколько я знаю, в человеческих городах Рожденных Луной сжигают еще в детстве. Или изгоняют прочь, оставляя подыхать на дороге.

Даэн поняла, о ком она. Рожденными Луной называли альбиносов, людей с алыми глазами и белыми, словно снег, волосами. В ее краях таких действительно считали проклятыми, детьми бесов, а потому матери сами отдавали свое дитя на расправу городскому палачу, который прилюдно сжигал ребенка – чтоб тот не накликал беду на землю. В Гильдии даже говорили, что на землях Креасса считалось, будто если в Огнецветов день родится альбинос, то ровно через двенадцать лун начнется война, в которой падет вся страна. Эльфийка продолжила:

- Само собой, мы не звери. Но другие боялись Тэаргавар – как и все на земле боятся тех, кто не похож на них. Потому-то она никогда и не снимает капюшон. Здесь никто ее не обидит, здесь она может совершенствовать свою силу – боги видят, у нее талант. Ей почти полтора века, и за это время она многого добилась. Да и здесь никто не судит о том, как она выглядит. Тени любят ее, какая она есть – и этого довольно.

Даэн поневоле обернулась назад, к лабиринту коридоров. Перед глазами вновь возник образ Тэаргавар, и Даэн поняла вдруг, что назвать ее кратко, без клановой приставки, язык не поворачивается. Поймав мысль, Коршун вновь обратилась к Знающей:

- Ваши имена имеют какое-либо значение?

- Конечно, - хмыкнула ведьма так, словно это было само собой разумеющимся. Даэн осторожно спросила:

- И что же означает ее имя?

- В переводе с языка пещерных эльфов «Тэарг» означает «лед». Тэаргой мы зовем звезду зимы на небе.

Ее назвали в честь Ярис? Даэн чуть было не споткнулась. Кто бы в здравом уме назвал дитя в честь звезды, что испокон веков была вестницей смерти? Впрочем, вслух она этого не сказала, и остаток пути прошел в молчании. Белые занавески тихонько покачивались, провожая их, и вскоре они вышли на лестничную площадку, от которой начинался спуск вниз.

- Всего доброго, Птицы, - эльфийка церемонно поклонилась, и, не говоря больше ни слова, развернулась и скрылась в темноте провала.

- Жуткая женщина, - тихо проворчала Атеа, буравя темноту арки взглядом, - Как и все они. Даже не знаю, что лучше – смотреть на них или чувствовать, как эта темная дрянь проникает под кожу и якобы лечит. У меня такое ощущение, что они еще больше нас отравили.

- Да нет, это вряд ли, - покачала головой Даэн, - Знающим ни к чему это делать. Ты же знаешь, мы нужны их народу. Но ощущения и впрямь не самые приятные.