Дикая охота. Полотно дорог (СИ)

Как странно ты играешь, Бессмертный… Это же ты, правда? Это твои руки держат маятник?

Ответа не было. Лишь время все так же мучительно медленно утекало плавленым воском сквозь ее пальцы.

Потом стало светлее, и мир погрузился в дымчатый серый сумрак, состоящий из полутонов и бледных, едва различимых красок. Сквозь пелену она видела приглушенный свет – а вскоре пришло и ощущение. Кольнуло в затекших ладонях, в груди стало больно и горячо. Мара ухватилась за чувство, не давая ему ускользнуть – слишком долго она пробыла в беспамятстве. За пределами ее странного сна осталось что-то важное, что-то, чего она не могла сейчас вспомнить, и ей нужно было выбираться из мягкой обволакивающей темноты, чтоб найти это.

Пелена спала, и сквозь нее проступили очертания предметов – ведьма видела горизонтальные темные полосы, а чуть выше них – цветные пятнышки, на которых бликами танцевал свет. Потом кто-то склонился над ней, и кожей Мара почувствовала чье-то легкое прикосновение. Тихий голос проскрежетал:

- Спи, дитя. Отдохни еще немного.

Ладонь опустилась ей на лоб, и Мара почти физически ощутила, как ее лицо омывают темнотой, словно водой. Веки отяжелели еще больше, и она вновь провалилась в пустоту без звуков.

Солнце восходило над дремучим лесом, над сухими полями, где меж высоких стеблей гулял ветер, над спящими огромными камнями, укрытыми мхом. Он шелестел колосьями, переплетал ниточки-травинки, путал их, словно волосы. Под босой ногой от колючей земли поднимался холод – кажется, пора предзимья… Круг солнца был алым, как всегда бывает, когда первые морозы затягивают озера тонкой серебристой коркой, хрупкой и ломкой, словно эльфийское стекло. Мара шла по самой кромке поля, и подол ее платья цеплялся за жесткую траву. Стылый воздух пах снегами, что уже совсем скоро белым одеялом накроют долину. И на много верст вокруг не было ни души.

Сон растаял, словно его и не было. Мара даже не знала, сон ли это – на щеках еще остался ледяной поцелуй ветра, а перед глазами все стоял красный диск, медленно выплывающий из-за темной линии горизонта. И где-то на границе сознания раскачивался из стороны в сторону маятник, лишь на миг замирая – а затем снова разрезая воздух граненым боком. Не закрывать глаза.

У незнакомой девочки была россыпь бледных веснушек на раскрасневшихся щеках, две смешные смоляные косицы, а под ресницами ее в темных радужках застыли капельки солнца. Девочка стояла и смотрела на алый рассвет, кутаясь в шерстяной платок, и за спиной ее осталась проселочная пыльная дорога со следами колес и подков, совершенно пустая – а больше ничего и не было. Мара когда-то знала ее…

Стоило образу растаять во мгле, как ведьма вспомнила то самое, важное и нужное. Даэн! Разом нахлынули эмоции и ощущения, страх впился цепкими когтями в сердце, словно голодный хищник. Мара пыталась вспомнить, хоть что-нибудь вспомнить, но маятник снова качнулся, и темнота поглотила весь мир, прежде чем следующее видение увело ведьму за собой.

-… спроси у Лиса, если не веришь мне.

Какие-то люди, темное помещение, громкий хохот захмелевших постояльцев и тихие шепотки. Угрюмый трактирщик, наклонившийся поближе к человеку в капюшоне.

- Где его найти?

Образ сменился так быстро, что Мара ничего не успела понять, даже запомнить говорящих не успела. Краски рассыпались, а затем вновь сплелись, перепутавшись меж собой и обретая новую, иную форму.

Глаза уснувшей змеи, не мигающие, холодные, страшные. Темные глаза под густыми черными ресницами. Мара уже видела их в своих ночных кошмарах.

- Скольких бы ты за собой не звала – со мной всегда будет в сотни раз больше. Слышишь меня, милая? Скоро мы с тобою встретимся, и вот тогда-то ты мне ответишь за все.

На губах ее поблескивало темное пятнышко крови. Женщина смотрела на нее, ухмыляясь и не мигая, а за ее спиной мерцали белые огоньки глаз, которых становилось все больше, и больше, и больше, и…

И маятник снова раскачивался перед глазами, и Мара чувствовала себя куколкой на ниточке, покорной чьим-то умелым рукам. Выбраться из-под накатывающих волн видений не было никакой возможности, хотя она всеми силами цеплялась за секундные вспышки мыслей, мелькающие в сознании. Но рядом кто-то тихонько напевал старую колыбельную на неведомом языке, и все ускользало от нее, растворяясь в туманной дымке, обступающей ее со всех сторон.

- Одного не понимаю, почему нас не допустили на совет? Чем мы хуже ее?! Мы точно так же боролись с дикими, а стало быть, точно так же имеем право находиться сейчас в Доме Жриц! Ну вот объясни мне, почему мы здесь, а госпожа Коршун – там?

Меред устало вздохнула – все утро Атеа разглагольствовала о том, что уж она-то точно достойна отстаивать народ эльфов вместе с королевой Шедавар, а Даэн там делать нечего. Лебедь возмущалась, ныла, ехидничала, доказывала, и это все не прекращалось ни на минуту, а потому к концу третьего часа голова у Меред гудела.

- Ну, вероятно, потому, что Даэн – старшая нашего отряда, а потому отчитываться должна именно она, - Атеа открыла было рот, чтоб возразить, но Меред опередила ее, - А еще потому, что вот кого-кого, а тебя нельзя брать ни на какие заседания советов. Ты же превратишь это в балаган, предварительно рассказав всем, что они идиоты, а ты наверняка знаешь, как надо сделать. Вообще, что ты там забыла? Тебе хочется слушать перебранку королевы и Жриц?

- Во-первых, мне интересно поглядеть на этих самых Жриц – столько толков о них, столько слухов, а сдается мне, что на самом деле ничего особенного в них и нет. И вся их сакральность – это так, пустой звук, - глаза Атеа блеснули, как всегда бывало, когда та начинала играть, - И потом, мне интересно поглядеть, как королева нагнет их всех и…

- Атеа! – Меред укоризненно взглянула на подругу. Та захлопала ресницами:

- То есть как королева заставит Жриц подчиниться ей. Возможно, даже унизит при этом. Вот это как раз самый приятный момент, не находишь?

- Нет, не нахожу, - тихо ответила Меред, сверля девушку взглядом. Та, вытянув длинные ноги на кушетке, полулежала, откинувшись на высокую узорную спинку, и ухмылялась, словно бес.

- Это потому, что ты скучная, - сообщила ей обличительным тоном Атеа, подпирая ладонью щеку, - Будь проще, безымянная моя подруга. Жизнь – это такой нелепый фарс… я вам двоим пытаюсь это втолковать уже черт-те сколько времени, а вы вечно ходите с постными рожами, словно на ваших плечах лежит судьба мира.

- Она лежит на наших плечах, Атеа, - напомнила ей Меред. Девушка лишь звонко расхохоталась, откидывая голову назад. Взгляд молодой Птицы поневоле скользнул по ее белой шее, по ямочке меж ее тонких ключиц, и Меред напряженно сглотнула. Атеа мучила ее слишком долго – хотя и вряд ли сама об этом знала.

Отсмеявшись, Лебедь посмотрела на Меред и полушутливо вздохнула, покачав головой:

- Ну так и что теперь, замотаться в саван да торжественно помирать? Ну уж нет, дорогая, - глаза ее сузились, а губы изогнулись в гадливой ухмылке, - Уж я-то не собираюсь вести себя как ты, или как наша госпожа Коршун. Вы двое слишком много об этом думаете и слишком увлеклись ролью страждущих героев.

- Зато ты совсем об этом не думаешь, - отводя глаза, бросила Меред. Лебедь как раз потягивалась, катаясь по кушетке, словно кот, и легкая белая ткань ее рубахи задиралась, обнажая красивые подтянутые бедра.

- Ну хоть кто-то же должен, - рассудительно заметила Атеа, - И кто-то уж точно должен бы разряжать обстановку на этом проклятом совете. Вот посмотришь – по итогу они не договорятся, Шедавар придет злая, как безумная химера, а Даэн – еще и всклокоченная, потому что ее ведьма где-то там сейчас валяется пластом в пещере эльфийской старухи, а наша госпожа Коршун сделать ничего не может. И будет страдать от собственной непомерной любви, или что у них там…

- Вот это совсем не твое дело, Атеа, - голос почему-то становился все тише. Меред уже привыкла к поведению своего Лебеденка, как она втайне звала девушку, и готова была простить златовласой Птице все что угодно – но ей совершенно не нравилось, как пренебрежительно та отзывается о чувствах другого человека.