Скрамасакс (СИ)

На горизонте показываются точки преследователей. В скалах, конным не пройти и это наш шанс. Владыка, заметив погоню, подключает последний резерв организма, и мы чуть быстрей ковыляем к своему спасению.

- Кто же это такие... что им от нас надо? - размышляю, переставляя непослушные ноги и волоча старика, - похоже, из нашей компании, только мне сие не известно. Всё как-то времени не было поинтересоваться, всё бегом да бегом. То, что у них в наличии есть ручницы - дульнозарядные пугачи, я понял, когда нас разбудил, доносящийся от замёрзшей реки, истошный крик Матвея - бе-ги-те,... а прозвучавший выстрел, словно гром среди ясного неба, не дал ему закончить начатую фразу. Ну, мы и побежали. Хорошо, что завал в лесу был обширный и конные не прошли. В итоге - выиграли время, но не более. Как мне показалось, сквозь мешающие их рассмотреть, стволы деревьев, преследователей было человек пятнадцать, двадцать.

Щерящиеся в небо скалы, приближались, но очень, - очень медленно. Ветер донёс улюлюканье бандитов, и я осознаю - не успеть....

Опускаю старика на снежную перину, он заваливается на бок и тяжело дышит - не буду ему мешать, пусть отдохнёт. - Скидываю тулуп, достаю из ножен оружие и делаю пару шагов к исчезнувшим, в недалёкой низинке, всадникам.

Над снегом появляются папахи, затем морды коней. Растерянно смотрю на направленные в мою сторону дула мосинских винтовок и замечаю красные околыши на головных уборах. Челюсть падает на землю и, не веря своим глазам, через плечо, спрашиваю у владыки - а который нынче год, отче...?

- Одна тысяча девятьсот восемнадцатый - вместе с мощным толчком в грудь, доносится его голос. И тут же, раскатом близкого выстрела, получаю удар по барабанным перепонкам. Меня бросает в сторону и, не удержавшись на моментально ставших ватными ногах, падаю как подрубленное дерево. Архиерей ловит мою голову на безвольно расслабленной шее и прижимает к груди. Всадники нас окружают, это красноармейцы - точно - никаких сомнений.

- Совсем не больно, только тело меня не слушается - кровавая пелена застилает глаза, в ушах хрип загнанных коней и довольный гогот пролетариев.

Последним усилием, заставляю себя задать вопрос - что же ты мне раньше-то не сказал, старый? И сквозь нарастающий гул, до затухающего сознания доносится его голос - а зачем...?

Негодование, мобилизует остатки сил, я очень зол - как это зачем...? Восемнадцатый год - гражданская война... ведь он знал.... Я ему всё рассказал,... мог бы, и просветить, так сказать, о местном времени... впрочем, я и не спрашивал... - мысли путаются....

Вдруг перед глазами встаёт страшная картина - епископ Феофан, в одном подряснике, полностью покрытый толстым слоем льда, уходит в прорубь. Мучители его достают, кидают навзничь и подкованными сапогами, с остервенением пинают сухое, старческое тело. Сковавшая его корка, крошится, брызгая сверкающими льдинками, мучители вновь кидают владыку в прорубь и снова достают, экзекуция продолжается до тех пор, пока истязатели сами не выбиваются из сил. И вот, под гогот быдла, Феофан навсегда уходит на дно... вижу сквозь толщу воды его спокойный, задумчивый взгляд, он ободряюще кивает и наваждение пропадает....

- Отче, а тебя ведь утопят - вынырнув из небытия, шепчу в ухо склонившемуся надо мной старику.

- На всё Божья Воля... передай поклон отцу Серафиму, скажи, что не застали его и попроси... - шум, нарастая, заглушает окончание фразы, я вновь покидаю этот бренный мир....

За несколько дней до этого:

После излечения от паралича и исповеди, я ломанул на улицу из тесной землянки.

- Куда ты пошёл, болезный, оденься хоть, на дворе чай не май месяц - сквозь охвативший меня восторг, доносится голос архиерея.

- А... да... - шепчу задумчиво и облачаюсь в доспехи, надеваю плечевые ноженки с скрамасаксом, перекидываю через плечо, футляр катаны, вроде всё - утонув в Чусовой, потерял только шапку.

Солнечный свет, отражаясь от искрящегося снега, больно резанул по глазам. Состояние экстаза моментально исчезает. Я зажмурился и услышал удивлённый возглас спутников владыки, рубящих принесённый хворост. - Очнулся воин, слава Тебе Господи.

Проморгавшись и привыкнув к яркому свету, рассматриваю монахов, контраст впечатляет. Один молодой, высокий, крепкий богатырь с весёлым добродушным лицом. Другой - сухонький, поджарый мужичок, моего возраста, с цепкими, задумчивыми глазами.

- Здравствуйте, люди добрые, спасибо вам от всего сердца - искренне говорю, обращаясь к своим спасителям, и совершаю глубокий поклон, правая моя рука идёт от левого плеча и касается снега, всё так сказать, согласно средневековым традициям.

Они, явно в растерянности. Неловко в ответ раскланявшись, попытались было наброситься на меня с расспросами, но вышедший вслед владыка, их тут же осадил - всё позже, дайте человеку в себя прийти.

- Это Василий, это Матвей - старец указывает на иноков, я пожимаю протянутые руки и в свою очередь представляюсь - Роман... э... купцом был когда-то.... Помощь нужна?

- Нет, нет, отдыхай, ты только с того света вернулся, мы сами.

- Ну, сами, так сами - отхожу в сторонку и усаживаюсь на огромный валун, - срочно надо связаться с дедом - думаю так, и приступаю, к сей процедуре.

- Тебе плохо? - сквозь уже начавшийся транс, слышу озабоченный голос и ощущаю плечом прикосновение. Открываю глаза, надо мной склонилось серьёзное лицо старика, я отвечаю - есть немного - а что говорить? шаманю типа, и всё такое. Вымученно улыбаюсь, представив, как выглядел со стороны - поджав ноги, сижу на камне, раскачиваюсь и мычу. - Ну, точно больной... - Нет - возможно, расскажу, но позже, сначала надо разобраться в человеке, иначе можно и на костёр угодить.

Как же я тогда ошибался, думая, что в Европе времена инквизиции были в самом разгаре. В старом свете, всё было тихо. А вот в России, восемнадцатый год породил красную инквизицию и мои спутники лишь первые её жертвы. - Сколько их ещё будет...? До тридцать седьмого за веру погибнут тысячи - тысяч....

- Иди, приляг - киваю и направляюсь к землянке.

На связь со мной так никто и не вышел, в эфире - пустота. Нахлынули переживания за команду нашего струга. Однако, недолго я рефлексировал по данному поводу, поскольку, вскоре был прерван появившимся старцем.

- Ну, что болезный, пришёл в себя? - утвердительно качнув головой, выхожу из тревожных дум.

- Тогда рассказывай, как ты тут появился... - такой нарядный? - недоумённо смотрю на вошедшего и в голове, опять звучит тревожный звоночек. В тот момент я не смог определить, что в его интонации не так и вновь отбросил сигнал в сторону. - А ведь, сколько их было, этих звоночков то,... как мог упустить из вида, что троеперстие появилось на Руси, только после Никоновских реформ? Да и много всего... Я был полностью уверен, что нахожусь в пятнадцатом веке.

- Что-то он про меня знает - затягивая время, дабы собраться с мыслями, неспешно встаю с лежанки, поправляю одежду и параллельно размышляю - ну исповедь, исповедью, там вроде ничего такого не говорил. Конечно, рассказал всё, но без упоминания времени, переносов между мирами, экспериментов над сознанием и манипуляций силами природы - счёл это, априори, не относящимся к грехам. - Но он знает, как меня зовут, откуда...? намекнул, что я хочу попасть обратно - опять странно.... Да и от паралича, он меня как-то избавил....

Пауза затягивается,... думаю с чего бы начать и наконец-то решаюсь, сам поинтересоваться, откуда он знает моё имя? Где мы? Кто, собственно он, и каким образом, поставил меня на ноги? А там, уже в зависимости от полученных ответов выстрою дальнейший вектор беседы.

Всё оказалось значительно тривиальней, чем выдал мне мозг. Итак: я бредил и несколько раз кому-то представлялся, отсюда он знает имя. Одежда моя, для этих мест, странная - поэтому он сделал вывод, что я издалека и соответственно, хочу попасть обратно, ну к себе на родину.