В поисках человечности (СИ)

Тори подумывала о гуле, который стал бы полезным подспорьем в таких делах, но прогибаться под Анжело ради разрешения ей не хотелось.

Слуги Робина встретили её у порога и проводили в огромный кабинет с закрытым камином и плотно занавешенными окнами. Эта комната была очень в стиле хозяина. Сам Робин сидел на высоком стуле и при её появлении одобрительно кивнул, предлагая занять место напротив него. Ни Изабеллы, ни Бориса не было, и Тори занервничала, оставшись наедине с этим древним мужчиной.

— Красное тебе к лицу, — сказал вампир, и Тори показалось, что она покраснела.

— Благодарю за подарок.

— Мне нравиться делать подарки, — так же спокойно продолжал Робин, — только скажи, в чём нуждаешься, и я обо всём позабочусь.

— Благодарю, господин Робин, но мне не хотелось бы вас утруждать, — Тори была удивлена.

— Зови меня Роб. Для своих я просто Роб.

— Хорошо, — Виктория кивнула.

— Что подтолкнуло тебя участвовать на Арене? Это довольно низко для женщины.

— Я не только женщина. Я вампир! — возмутилась Тори. — И это Тео заставил меня.

— Недоразумение. Тореадор распоряжается тобой?

— Он владеет моим домом, моими деньгами, моим временем. Я не могу и шагу сделать без его контроля.

— Тореадор оказывает на тебя давление. Недопустимо!

— Тео мой брат и давил на меня всю мою жизнь, — вздохнула женщина.

— Именно. Я обеспечу для тебя отдельный дом. Желательно в центре Берлина, чтобы ты была ближе к народу. А Тореадору совершенно ни к чему общаться с тобой. У этого клана слишком длинный нос.

— Я не вижу в Тео врага. Он такой же вампир...

— Ты ошибаешься. Его клан имеет огромные привилегии, при этом они ничего особенного не сделали, лишь обращали великих творцов и философов, не позволяя этого другим. Тореадоры – воры, позёры и самодуры. Тебе нужно бежать от влияния этого Каинита!

— Спасибо, — Тори не решилась спорить, хотя в душе её всё клокотало от возмущения.

— Я куплю тебе дом и снабжу его верными слугами. Ты ни в чём не будешь нуждаться.

— Я не могу принять столь щедрые подарки.

— Это не просто подарки. Это плата за твою лояльность.

Тори съёжилась ещё сильнее. Робин даже не пытался соврать девушке, что покупает её.

— Спасибо, но вы и так обладаете моей лояльностью, — тихо выдавила она.

— Так твоя лояльность будет обоснована! — подытожил Робин. — Мы все боремся ради свободы, ради возможности иметь выбор. Чем ты готова пожертвовать ради выбора?

— Я не уверена, — Тори всё ещё была смущена.

— Тебя не пугает, что власть находиться у одного единственного вампира? Не хочу ничего плохого сказать в сторону Густава, но и он не Бог и может ошибаться. Примоген помог бы принимать ему верные решения, не омрачённые ненавистью к определённым кланам. Примогены решили бы его проблемы с Тореадорами и Тремерами, используя представителей своих кланов. Совет в Берлине просто необходим, чтобы поддерживать стойкие отношения с другими Принцами Пруссии и вести совместную войну против общего врага – Саббата! Пока кланы ссорятся, пытаясь поделить территорию, Саббат подкрадывается всё ближе, стараясь похитить наши земли у нас же из-под носа. Однажды ты проснёшься с колом в сердце на пляске безумных дикарей, желающих поглотить твою душу!

— Я никогда не задумывалась об этом.

— Берлину нужен Примогенат! Тори, где твой пыл, или ты попала под влияния своего слабохарактерного братца?

— Я поддерживаю вас во всём. Я тоже считаю, что Густаву нужен Совет, и что вы станете прекрасным представителем нашего клана.

— Не я, Виктория Грейс. Городу нужен здравый рассудок, трезвый ум и молодая спесь. Примогеном от Бруджа стану не я.

— Тогда кто же? — снова смутилась женщина, чувствуя его намёки в свою сторону.

— Тот, кто лучше проявит себя в решении нынешних проблем. Я знаю, что ты поддержала предложение Изабеллы и собираешь информацию о смертных. Это очень хорошо. Познакомься ближе с простым народом. Предложи им свою помощь и поддержку, и они встанут на твою сторону, когда придёт время. Люди слабы и податливы, а твои прекрасные навыки управления их настроением помогут тебе собрать огромную группу смертных. Сейчас, когда в городе собирается первое правительство, когда людская масса наконец-то начинает иметь свой вес, мы сможет открыто влиять на политику, предлагая своих кандидатов.

— Я думаю, что смогу отыскать хорошего человека, который сможет поддерживать наши идеи в парламенте, и даже не одного. А при помощи смертных я смогу протолкнуть этих кандидатов на высокие посты.

— Прекрасная мысль, Тори! Я вижу, что не ошибся в тебе, — в голосе Робина всё так же было безразличие, и Тори с недоверием на него посмотрела, — через пару недель ты сможешь въехать в свой новый дом, — подытожил он, — и если тебе потребуются какие-либо средства для своей деятельности – обращайся в любой момент. Я могу выделить тебе денег для благотворительности и меценатства.

— Спасибо, Робин.

— Роб. Для тебя Роб. Когда в городе появится Примогенат, я помогу Берлину расцвести и достичь небывалых высот. Ты полюбишь его новое обличье и сможешь стать его королевой!

(Берлин, Alte Leipziger Straße 8. «Liebe Haima». Тремерская капелла. 13 сентября 1808 год. День). Понедельник (Амалия)

— Привет, милая, — сказала Ангелина, проникая в комнату подруги.

Дита сидела на своей постели и, обставившись свечами, читала какую-то книгу.

— Ангелина! — радостно воскликнула она, бросая своё чтиво и прыгая на шею к женщине. — Как же я рада, что ты зашла!

— Я тоже рада, что смогла выбраться, — Ангелина вздохнула, — мне так жаль, что у вас всё разладилось с Бэном.

— Может, он ещё передумает, — опустила голову Дита. Она так и не сказала хозяину, что потеряла благосклонность мальчишки и больше не может передавать ему письма Вентру.

— Я молюсь об этом, — тяжко вздохнула Ангелина, — он и раньше был не подарок, теперь просто невыносим. Всё время кричит на меня, ругается, курит прямо в нашей комнате, без причин злой.

— Мне так жаль, — Дита вздохнула, поглаживая Ангелину по щеке. — Что это? — Девушка заметила синеватый след на лице подруги.

— Упала сама, — отмахнулась она.

— Не обманываешь? Если это Бэн…

— Нет! Что ты! — Ангелина в протесте замахала руками. — Он на девушку рук не поднимает. Если только не решит её прикончить, — со вздохом закончила она фразу: — Поругалась с ним из-за тебя...

— Ангелина! Не стоило!

— Нет, стоило. Ты прекрасный учитель, ты мне очень помогла, и я чудесно проводила с тобой время. Бэн не имел права отнимать это у меня.

— Мне очень жаль...

— Я ругалась с ним, кричала, а он даже не реагировал. Кидала в него всем, чем под руку попало – эта горилла даже не дрогнула. А потом полезла на него с кулаками. Он меня смахнул, я упала и ударилась об стол. Идиотка.

— Всё равно он виноват! — возмутилась Дита.

— Да он потом и извинился. Бэн слишком правильный, и у него этот придуманный кодекс обижать слабых не позволяет. А я в его глазах слабая. Пустышка, обуза, — Ангелина вздохнула.

— Не расстраивайся. Пойдём, прогуляемся, пока погода снова не испортилась. Может, яблок наберём, проветримся.

— Извини, не могу. Я зашла занести тебе твои вещи, — Ангелина положила рядом с девушкой коробочку с пером, и Дита разочаровано свела брови.

— Это же подарок...

— Бэн велел отдать, — женщина вздохнула и направилась к дверям. — Прости. Я пойду.

Ангелина вышла, а Дита уставилась на принесённую коробку. Открыв её, девушка вытащила исписанный наполовину карандаш и два истёртых старых пера. За четыре месяца Ангелина исписала несколько тысяч листов бумаги, и даже железные перья не выдержали такого напряжения. Железо погнулось, а Ангелина нет.

(Мариендорф. Alt-Mariendorf 41, 13 сентября 1808 год. Ночь). Понедельник (Бэн)

К старым псарням Бэн приехал вместе с Катериной. Он видел, как госпожа взволнована предстоящим зрелищем. Катерина всегда волновалась, когда Бэн выходил на Арену, а Палачу нравилось, когда её слуга побеждал. Этим и только этим привлекали её эти бессмысленные бойни, поэтому гуль и не собирался проигрывать.