Истории, рассказанные вчера

Закутавшись в одеяло, Лида постаралась заснуть; трехчасовой сон и последовавшие хлопоты по приготовлению обеда окончательно успокоили ее, отгородив от прошедших суток, о событиях которых Лида решила крепко — накрепко забыть. Это решение, которое Лида следующим утром закрепила посещением парикмахерской и новой прической, могло привести к непредсказуемым последствиям, если бы вечером не приехала из Карасувбазара мама Лиза.

— Рассказывай, что случилось, — обняв и поцеловав дочку, потребовала мама Лиза. — Я в новогоднюю ночь на тебя и Дашу на ножах гадала: так твое лезвие наполовину почернело. Пришлось соседу кабанчика продать, — он давно им интересовался, — и сюда поспешить. Только правду говори, врать не вздумай!

И Лиде, собиравшейся кое о чем умолчать, пришлось подробно рассказать об ужасном происшествии.

Да-а, хуже оказалось, чем думала, — выслушав Лидин рассказ, помрачнела мама Лиза. — Ты, конечно, молодец: надавала оборотню обещаний и решила, что запросто можешь их не исполнять! Доченька, сколько раз тебя учила держаться подальше от темных сил, но если попала к ним в сети да еще договор заключила, исполняй его, иначе худо будет.

Мама, я никак не могу представить Сережу оборотнем. Он настолько интересен: я такого никогда не встречала!

Неудивительно: нечистой силе посредственности не нужны, она лучших забрать старается, — поэтому и тебя очередной жертвой наметила. Постараюсь ей помешать, а там — как кривая вывезет.

Взяв у Лиды белый поясок, мама Лиза отправила дочку в читальный зал библиотеки, велев до вечера в общежитии не появляться, — чему Лида охотно повиновалась, безоговорочно вверяя матери свое будущее. И, зайдя вечером в свою комнату, не удивилась, почувствовав запах незнакомых трав.

Наденешь вот это, — мама Лиза подала дочке ее поясок с навязанными на нем узлами, — и будешь носить, не снимая, до дня Богоявления, — а к вечеру приедешь на озеро и, когда появится оборотень, опояшешь его своим поясом. И тогда, если ничто не помешает, Сережа станет обычным человеком.

— Совсем ты пояс испортила, — оттопырила губу Лида. — Да еще эту гадость носить заставляешь! А нельзя, чтобы ты вместо меня на озеро поехала?

— Нельзя, дочка! — с сожалением ответила мама Лиза. — Это — твое дело, ты договор заключила. И не только вместо тебя — я с тобой поехать не могу: оборотень, если что не так, тебя на кусочки разорвет.

— О, господи! — вздрогнула Лида. — Ну почему именно к нашему роду нечистая сила цепляется: то покойник в доме, то ведьма, то оборотень!

— Проклятье на нас лежит, дочка. Триста лет назад великий старец Серафим проклял наш род за злодеяния нашего прапрадеда графа Мудрака, колдуна и некроманта. Это история древняя, Даша ее знает, когда-нибудь и тебе расскажу.

Ладно, облачайся в свой оберег.

Лида неохотно надела пояс, представляя усмешки однокурсников, обсуждающих экстравагантные поясные узлы, — но мама Лиза говорила слишком серьезно, чтобы ее ослушаться.

Следующим утром приехали соседи по комнате, и Лида повезла маму Лизу на вокзал, где, выдержав долгую давку в очереди, купила плацкартный билет на поезд до станции Симферополь.

— Ах, дочка, дочка! — стоя возле вагона и целуя на прощанье Лиду, вздохнула мама Лиза. — Испытание тебе предстоит великое, буду надеяться, что хватит у тебя нашей родовой закваски!

— Мама, я смелая, ты же знаешь!

— Знаю. Это и успокаивает, и пугает, потому что границ своей смелости не видишь. Всего доброго! Храни тебя Бог!

Поезд тронулся, и только когда исчез из вида последний вагон, Лида осознала, что остается один на один с событием невероятным и страшным, и надо собрать все мужество, чтобы выжить.

— Но если все закончится благополучно, Сережа будет мой, — внезапно поняла Лида. — Господи, счастье какое! Девчонки на курсе умрут от зависти!

Заканчивался семестр, и по традиции пятого января в институте состоялся бал, в программу которого входило избрание лучшей танцевальной пары учебного года. Когда-то, еще на третьем курсе, Лиде удалось стать победительницей в танцевальном конкурсе, и она надеялась, что в этом, завершающем году ее учебы в институте, она вновь займет первое место, тем более что Валя, забыв обиду, согласилась ссудить ей в качестве партнера прекрасно танцевавшего Андрея.

Бал получился великолепный: в нем приняли участие даже студенты других харьковских институтов. Возбужденная, с сияющими глазами и выразительным красивым лицом, Лида привлекала всеобщее внимание, и единственное, что смущало (и не только ее, как она поняла по отдельным репликам) — это пояс, уродливо обтягивающий стройный Лидин стан. Поэтому, когда объявили начало танцевального конкурса, Лида, махнув рукой на мамин наказ, быстро поменялась поясками с Валей и с удесятеренной силой ринулась участвовать в конкурсе, став несомненной победительницей. Получив в качестве приза красивую брошь, Лида, с удовольствием принимая поздравления, подошла к Вале — и остолбенела, увидев, как Валя развязывает узлы на поясе, и два из них уже развязала.

Ты что сделала, дура! — закричала Лида, выхватывая у Вали свой пояс.

Но я как лучше хотела, — испуганно ответила Валя. — Ты зачем меня оскорбляешь?

Сдерживая желание залепить Вале пощечину, Лида повернулась и, выйдя из актового зала, где продолжал греметь бал, поехала на трамвае в общежитие.

Присмотревшись, Лида постаралась восстановить развязанные узлы в первоначальном виде, дрожа от мысли, что часть чудодейственной силы пояса наверняка утрачена, и неизвестно, во что выльется это завтра.

Ночь прошла суматошно, в странных, обрывочных снах. Поднявшись с постели, Лида подумала: не сходить ли в церковь, но, вспомнив слова мамы Лизы, что церковь нашему роду не помогает, а чаще наоборот делает, оставила эту мысль и, побродив по аллеям близлежащего парка, отправилась на электричке на встречу с оборотнем.

Смеркалось. В воздухе кружили белые снежинки. Озеро было покрыто толстым слоем льда, на котором чернели сделанные рыбаками проруби.

Остановившись возле огромного дуба, Лида огляделась по сторонам, поражаясь пустоте и величию здешних мест, и приготовилась ждать. Минут через десять неподалеку закричали птицы и, раздвинув густой кустарник, показался волк, напугавший всех в Новогоднюю ночь. Лида замерла, закрыв глаза от страха; раскрыв их, увидела волка рядом с собой. Расстегнув пальто, она быстро сняла с себя пояс и застегнула его на волке: точно так, как учила мама Лиза. Волк вздрогнул, зарычал; Лида отпрянула от него и уткнулась лицом в дерево: она читала в маминых книжках, что созерцание превращения оборотня может закончиться для человека слепотой.

— Лида! Лидочка! — услышала она Сережин голос.

Лида обернулась: возле нее стоял Сережа — счастливый, улыбающийся.

— Спасибо тебе, любимая! — продолжал говорить Сережа. — Я так в тебя верил, так верил! Теперь мы навсегда вместе!

Он сделал шаг вперед, протянул руки, — и остановился. Гримаса боли исказила его лицо.

— Что с поясом? — с трудом выговаривая слова, спросил Сережа. — В нем что-то нарушено, да?!

— Прости меня! — потупила голову Лида. — Так получилось. Это я виновата.

— Лида, Лидочка! — с мучением выдохнул Сережа. Его шатало; искореженное судорогой лицо становилось страшным, неузнаваемым. — Что ты наделала! Ведь мне, чтобы живым остаться, тебя убить придется!.. Отвернись!

Он крикнул таким напряженным, злым голосом, что Лида мгновенно вжалась лицом в дуб. Послышался наполненный мукой стон, потом, минуты через две, раздалось рычанье. Лида обернулась. Волк, злобно скаля зубы, присел на задние лапы, готовясь к прыжку. Бежать было бесполезно: оторвавшись от дерева, Лида опустилась на колени и сложила перед собой руки, ожидая смерти. Волк напряг тело и вдруг замер. Подняв в небо морду, он глухо, протяжно завыл, словно прощаясь с чем-то; затем, разбежавшись, в могучем прыжке поднял свое тело в воздух, направив его на ствол дуба. Звук от удара был такой сильный, что с соседних деревьев взлетели с криком птицы. Лида услышала шум от падения тела на землю, затем жалобное, постепенно затихающее рычание. Вскочив, Лида бросилась к дереву, наткнулась руками на окровавленную морду и поняла, что волк мертв. Обхватив волчье тело, Лида прижалась к нему и заплакала, громко, по-бабьи причитая над своей и Сережиной судьбой, — невольная убийца, спасенная от смерти жертвой.