Морок (СИ)

— Вы поступили в распоряжение взвода охраны! — Продолжал дед. — Двое из вас, скорее всего, уйдут в роту. Видели, да? Соседняя дверь… Там ералаш полный: три взвода под семьдесят человек. Кутерьма… А здесь у нас спокуха: тридцать пацанов, из них десять — в карауле, двое в наряде, остальные разведены по участкам. Так что делайте вывод, где вам служить…

Он ухмыльнулся, оглядывая скученный молодняк.

— А так… Ничего не бойтесь! Часть у нас маленькая, всё свое… Столовая, банька, и даже клуб свой. Кино привозят… Жить можно и лучше здесь служить, чем в Гарнизонном Корпусе, где гуси бьются за объедки на столах. А в нашей столовой… Ну, короче сами оцените! Вечером вас поведут в баню, а сейчас в каптёрке Дождь вам выдаст новую хэбуху. Старую можете оставить на подменку.

Тот, кого назвали Дождём, высунулся из чрева каптёрки и громко проорал:

— Давай, подваливай сюда «гусьва»! Всех одеваю, обуваю, никого не забываю! В очередь, в очередь встали! Не ломимся баранами…

Дождь выглядел весёлым рубахой-парнем с широкой улыбкой и передней верхней фиксой в зубах. Высокий, с длинными руками, он деловито пропускал каждого: спрашивал размер, ковырялся в стеллажных закромах и извлекал нужное: форму, портянки, мыло…

Олег подошёл последним. Размеры были все, и Олегу Дождь подобрал именно то, что нужно. Однако, всё же Олег спросил:

— Почему штаны так шьют? Висят на жопе, как у пугала.

— Не ко мне вопрос, братуха. — Ответил Дождь. — Претензии дизайнерам и швейной фабрике.

— А вы? Форму себе заказываете что ли? Гляжу, всё ровно и по фигуре…

— Ага, заказываем. — Засмеялся Дождь. — Передача есть такая: сам себе режиссер. Так вот у нас в части передача: сам себе портной. Берёшь нитку, иголку и ушиваешься как тебе надо!

— Ага, понял…

— Что ты понял?! Тебе, как раз и нельзя ушиваться!

— Почему?

— Гусь потому что… Права на понты имеют только дедушки, отчасти фазаны, запомни! А вам гусям ничего ни хрена не положено!

— Ваше положено х. ями обложено. — Недовольно пробурчал Олег в сторону.

— Чего, чего?! — Прищурился Дождь. — Не расслышал, чего ты счас ляпнул, повтори-ка!

— Да та-ак… Ерунда!

— Что ты сказал, спрашиваю?! — Глаза из добродушных превратились в злые.

— Погода, говорю хорошая.

С минуту они боролись глазами, потом каптёрщик глухо сказал:

— Вали с раздачи, клоун! После разберёмся!

Олег забрал свой комплект и повернулся на выход, кривясь в усмешке.

— Э-э! — Окрикнули его.

Он обернулся.

— А я тебя запомню, братуха!

Дождь снова добродушно улыбался, сверкая жёлтой коронкой…

В столовой действительно хорошо кормили. База обеспечивала Корпус, и понятно, не забывала свою воинскую часть. Щи были свежие и густые, а на второе в мятой аппетитной картошечке дымились мясные биточки. Если сравнивать с рембатом, где ежедневно пичкали недоваренной капустой, здесь был просто райский уголок. К обеду подтянулась остальная часть взвода. Старослужащие с любопытством подходили к молодым, знакомились, дружелюбно расспрашивали о новостях на гражданке. Ожидаемой агрессии со стороны дедушек вроде, как и не пахло. Ротные деды — соседи, к ним даже не подходили. Внешне картина выглядела радужной: есть нормальные ребята, которые постараются молодёжи помочь разобраться в превратностях армейской службы. Вот и всё…

Словно в подтверждение этой теории, майор, «выкупивший» их, в рембате, выстроив их взвод на плацу, во всеуслышание объявил, специально для молодых, что дедовщины в их части нет, и не предвидится. Служите, мол, сынки, спокойно… Головной уже начал думать, что это действительно так, если бы в бане, его не «спустили на землю». В парной комнате, сидели три-четыре деда и, один из них «разжёвывал» так называемый свод законов на территории части. Слушающая аудитория состояла из молодых салаг, приглашённых специально для этой лекции. Головной, Артур, и ещё двое молодых, покрываясь потом, слушали, как деды их посвящают в основы основ.

— Дедовщины здесь нет! Запомните! — Подчёркнуто важно выделили дед. — Дедовщина — это когда гусь не человек. Понятно?! Когда об него вытирают ноги, втаптывают в грязь, делают из него говно. Вот это дедовщина! А здесь правила, по которым гусь первый шесть месяцев исполняет нехитрые поручения «старых». Это принести курить, подать стакан воды, нарисовать что-то в дембельском альбоме… Это безобидные традиции, которые идут от призыва к призыву. Мы тоже «летали» у своих дедов, и этим заслужили для себя определённые льготы. Придёт время, придут к вам гуси, и вы их начнёте учить понимать службу. Повторяю ещё раз! Это традиции, а не дедовщина…

Молодые понимающе моргали, а между тем, тему подхватил другой «старик».

— Баня нравится, пацаны? — Спросил он просто. — Столовая? Во-от. Рады, что сюда попали? Ещё бы! Чем меньше часть, тем больше в ней порядка! И всё будет, зашибись, только слушайте, что вам говорят, и не тормозите. Сейчас пока смотрите, знакомьтесь со всем, а день через два, начнёте «летать».

— Ты объясни им позывной! — Сказал сидящий рядом третий дед.

— Ах, да-а! Летать гусь начинает так: дедушка кричит «один» ни к кому конкретно не обращаясь. Это для гуся позывной. Не важно, сколько вас, но подрываются все на позывной, и тот, кто до деда добегает первым, тот и получает указания! Ясненько? Ничего, научитесь! А пока идите, мойтесь… Отдыхайте, пацаны!

Молодые, получив краткий информационный экскурс, вернулись к своим тазикам и мочалкам, помалу переваривая сказанное. Баня была хороша, и настроение было оптимистичное, а слова старослужащих о каких-то правилах, казались безоблачной хохмой, не больше. Только Олег знал, что всё это не шутка. Он всё понял. И как он сразу не раскусил этот слащавый театр. Традиции… Тьфу-у! Не ему ли знать, что такое «традиции». Не он ли видел, как «закручивают гайки» бугры, дискриминируя младшак в интернатах. И там дедовщина, и здесь. Только здесь как хитро… Почти политика… Салаг не трогают два дня, сюсюкают их, знакомят их с тем и этим. Почему? Есть резон! Горячий салабон может и ответку впендюрить, если ему не дать, как следует прочувствовать здешнюю атмосферу. А так… Посмотрит молодой на наглых дружных дедов, на их мощь и силу, напитается благовейным почтением перед ними, и н-на тебе — готовый раб в услужение. А ещё, перед тем, как «прессовать», греют уши о том, что есть такая безобидная игра под названием «господин и слуга». Вторые обязательно станут первыми, но для этого надо полгода послужить первым. Приёмчик отработанный и действует безотказно. Одурманенный такой идеологией (о том, что все так служили), молодой солдат безропотно даст ударить себя в грудь. А дедок будет уверен железно, что не получит сдачи. Дальше больше… «Нет, — думал Головной. — Всё это мы проходили. Чуток прогнёшься, враз опустят на колени. Как же… Видел». Внутренне он был готов на отпор, но деды, кстати, не торопились…

Олегу досталась коечка на втором ярусе, удобная и близко расположенная к телевизору. После отбоя, старослужащие попросили молодёжь рассказать о себе, о своих девушках, о новостях в целом. Слушали с интересом, в частности губастого Артура, переспрашивали, смеялись… Внешне картинка выглядела пристойно: этакое единение молодых и старых, почти, можно сказать, дружба. В голову полезли мыслишки: «Может быть, и правда ничего серьёзного?»

Второй день не принёс ничего нового. Старослужащие охотно отвечали на вопросы новобранцев, знакомили их с окрестностями части, рассказывали про своих офицеров, давали советы, как и что… Их взводным командиром был старший лейтенант Левшатый, с цыганскими бровями и дымчатым окрасом усов. Старлей был, видимо, хороший человек, спокойный с суровой внешностью, сразу располагал к себе. Но в казарме он находился редко, и внутри солдатской жизни его не присутствовало вообще. Делами взвода охраны заправляли его помощники из старослужащих: замкомвзвода Мирощенко и каптёрщик Ливнев, тот самый Дождь. По имени фамилии друг к другу, старые обращались редко. У всех были забавные прозвища, у кого от фамилии, у кого по поводу. Увар, Дождь, Мирон, Змей, Морковка и даже Нос… Этим самым, они, наверное, мало отличались от детдомовских мальчишек, которые тоже любили клеить ярлыки.