КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)

Черный: Белый, будь другом! Надоело…

Белый: Не понял. то есть – вообще не понял.

Черный: В моем сердце поселились светлая грусть, тоска, весна, юность, сумерки, тихий город, невыплаканные слезы ,боль, медленная смерть, одиночество, безумие, любовь!

Белый: Ты что, спятил?! Или влюбился?

Черный: Влюбился, Белый! Я влюблен!

Белый: Понял! Итак…

******************************************************

Она глядела на улицу. Из окна. И ничего, вроде, не происходило, но она глядела.

Во дворе стояли двое молодых людей. Ну, относительно молодых. Мы-то знаем, как сохранить молодость, умело используя медицинские изобретения, и в частности – бальзам Кайсона!

К тому же мы знаем достоверно что мужчине лет этак двести двадцать. Это был красивый – очень красивый! – человек. Фигура атлета. Рост Колосса. Улыбка кинозвезды. Смоляная шевелюра с белоснежными висками. И глаза – ласковые темные глаза оленя. Лани. Большие, карие, в обрамлении длинных черных густых ресниц под темными широкими дугами бровей. Одевался он всегда в черное с серебром, что очень нетипично для Нового Времени, когда в моде белое и голубое. Но черное ему шло. Он был прекрасен, изящен и полон тонких благородных манер.

Его спутница, очень эксцентричная дама, была явно моложе…лет на девяносто-девяносто пять. Поди их разбери… Фигура немного грубоватая, как у спортсменки, готовая взорваться движением, напасть, растерзать!!! Но все же – удивительно женственная… странное сочетание. Просто красивая. Одета…хм…тоже не в белое. Даже с тридцатого этажа была видна её блузочка ярко-розового, почти малинового цвета, юбка цвета кофе с молоком, туфли – то ли черные, то ли баклажанового цвета, под цвет куртки и газового шарфа. Волосы собраны в хвост на макушке. Очень странная прическа. Да и волосы ТАКОЙ ДЛИНЫ – до плеч! Разве такое бывает?! Разве можно таскать такую тяжесть?!

Она поглядела еще и отошла, вздохнув: ах, Тренер! Ибо од окнами с незнакомкой стоял её тренер – ему принадлежал Зал Боя. И оружие. И красавица-любимица-катана. В этого человека Она была тайно влюблена помимо Странника. Благоговейно. Как девочка – в отца. Как юная мечтательница – в сказку. Но что она, обыкновенная «стриженная горошина», в сравнении с этой дамой, воплощением загадочности и эксцентричности?! Ничто.

Кинф резко обернулась, и Черный Алмаз встретился взглядом с её глазами.

- Еще рано, Александер, – сказала она, коверкая его имя. И поморщилась, искривив подкрашенные губы. – Не сегодня; еще неделю, не меньше.

- Александр, – мягко поправил Черный. – Можно просто Ашшан (Черный Алмаз), или Черный. Или Зед – как тебе привычнее. Не надрывайся, незабвенная.

Кинф лишь упрямо топнула ножкой, обутой в черную замшевую туфельку.

- Сколько … времен? – спросила она, неуверенно глянув на правую руку. – Не пора ли Алек…сандру прийти?

- Времени, – машинально поправил Черный, нащупывая серебряный браслет. – Сейчас будет. Он всегда точен.

Над зелеными кронами, над парком, промчалась яркая полоса стекла – метро, – и от неё отделилась голубая с золотым точка Приближаясь, она превращалась в …

- А вот и я!- Белый приземлился, как спортсмен-олимпиец, на обе ноги, выпрямился, как пружина, раскинув руки в разные стороны и Черный укоризненно покачал головой.

- Доскачешься, Лев. Ноги переломаешь к чертовой матери. С ума рехнулся – на полной скорости?!

Но Черный ворчал скорее для порядка; Белый шалил, демонстрируя изумленному миру силу молодого дракона.

- Но не так уж я и стар, – возразил Белый, смеясь и запахиваясь в голубой плащ. Элегантный. Модный. С поясом. Концы пояса Белый всегда прятал в карманы, и плащ никогда не застегивал, выставляя напоказ белоснежные отглаженные брюки и рубашку. Однако, одетый по моде, он бросался в глаза не меньше Черного – может, своими длинными, длиннее, чем у Кинф, волнистыми золотистыми волосами и прямо-таки тропическим загаром?

- Всего-то двести двадцать три, подумаешь, – тоном старой кокетки произнес Белый и отбросил на спину золотые локоны.

- Ладно, – покладисто согласился Черный, глядя на сияющую физиономию друга. – Я провожу Кинф…э-э… домой. Ты же жди Тремс. Если она придет…

- …я отправлю её восвояси и дам тебе знать, о, великий Черный Алмаз! – Белый, прислонившись к стене дома, сунул руки в карманы своих элегантных брюк и расплылся в улыбке. – Ладно. Вали, братец.

- Клоуняра, – беззлобно ругнулся Черный, взял под руку Кинф и они вдвоем направились к линии метро.

****************************************************************

Белый: Любовный хмель утолен? Прошло? Отпустило?

Черный: О, да. Достаточно.

Белый: Открою тайну! Наш Черный Алмаз влюбился… в будущее и дремучее свое прошлое! И в обоих случаях так неудачно. В прошлом – он слишком мал, а в будущем – слишком стар.

Черный: Я стар… я стар… я суперстар!!! Ужас.

Белый: Не думаю, что ужас. Знаешь, что сказал бы Йонеон – а он и сказал это, он ведь неплохо сочинял стихи, этот Шут, а пел – заслушаешься!

Черный: Не знаю. Ни разу не слышал.

Белый: Да ты что?! Тогда ты многое потерял! Ну, ты отвлек меня от мысли – он сказал бы: « А был бы ты счастлив с чужой судьбою?»

Черный: Мудрено. Может, и был бы…

****************************************

Белый: Об улице Старого Золота В Сороре Астре говорили многое. В большинстве своем, конечно, врали. Говорили, что будто бы там жили бывшие члены экипажей «Единорога», «Сумасшедшей Звезды» и даже – даже!!! – «Пегаса»!!! И даже сам капитан «Пегаса», гроза бандитов, пиратов, исследователь, воин, герой, мечта маленьких мечтательниц от пятнадцати до тридцати, красавец мужчина, старина Лаурин, ну, и дружок его, этот, как там его, Нитченко… враки, конечно.

Им обоим лет по триста тогда было бы.

Черный: Нитченко, ты так и будешь втирать людям очки?

Белый: Ага!

Но одно было бесспорно: жителям Старой Золотой меньше ста не было. Никому. И это была самая эксцентричная улица Сороры Астры.

Начнем с того, что каждый старик там смутно хотя бы, но помнил Цветные Времена – это когда люди не понимали гармонии белого и голубого, одевались в разноцветные одежды. Старики, кстати, до сих пор разгуливали по Набережной парочками, как влюбленные, и – в цветном.

Гуляли, гуляли в народе красивые легенды – и поэтому люди охотно верили, что эти древние чудо-люди (командир Лаурин и этот… друг его… Белое Солнце? Фамилия еще такая, славянская…Черный: Нитченко! Белый: Ой, спасибо, подсказал! А как язвительно-то!) тоже живы. Но это было чистой воды вранье – немыслимо человеку столько прожить, пусть даже он и сто раз будет суперменом, и супергероем, которому было…подождите-ка… сто шестьдесят семь лет, когда бальзамчик Кайсона выпусти для широкого применения.

Черный: Печально, Белый.

Белый: Лицемер, Черный! Пожалел…

По вечерам, когда загорались фонари над Набережной и в садах, на мосту и в зданиях у воды, жители Старой Золотой выползали гулять. Большинство из них были солдатами, воинами, и вполне могли б участвовать в марсианских войнах – если б таковые состоялись, конечно…

Черный: Кстати, знаете, почему Марс и война – близнецы-братья (кто более матери-истории ценен…)? Марс издревле попал на пересечение торговых путей многих цивилизаций, и древнейших, и юных, только-только осваивающих Космос… там, на Марсе, встречаются многие, и весьма часто встречи оказываются недружелюбными.

Белый: Помнили они так же и молодого командора…они-то и распускали слухи, что он жив, и прячется теперь, старая развалина, от чужих любопытных глаз. Возможно, они сами хотели поучаствовать в чужих рассказах и разговорах, хотя бы как персонажи, хотя бы как ушедшие уже тени, осколки прошлого…

Черный: И что, вся-вся громадная Старая Золотая была населена одними старыми пердунами?!

Белый: Нет, конечно. Дома этак четыре…ну да, самые дорогие в этом квартале, на западном берегу, занимали молодые семьи. Пятый, у моста, почти всегда пустовал, да еще два-три, заселенные молодежью, были разбросаны по улице.