Темное пламя

Изображение вновь сдвинулось, появилась полочка с головами пожилых иридиан, женской и мужской.

— Такая особенность культуры говорит о социальном нездоровье.

— Может быть, — кивнула Луона, — но традиции быстро не изменишь.

— Теперь придётся менять! Думаете, это возможно? — не удержалась Эдна.

— Не знаю. Ни у меня, ни у нас нет выхода. И пока это единственный шанс выжить, мы будем стараться.

6

Мидори, попросившая встречи у Мира Грома, вошла в каюту. После обычных приветствий она села напротив командира и внимательно взглянула ему в глаза.

— Я пришла сказать, Мир, — неожиданно она назвала его первым именем, — что вы правильно поступили. Более того, ваше решение было предопределено. Как когда–то говорили, предопределено свыше.

— Кем или чем? — ничуть не удивившись, задумчиво спросил Мир.

— Кармой.

— Карма — главное проклятие нашего мироздания, — грустно сказал Мир.

— Да! — чуть повысив голос, согласилась Мидори. — Но если она не убивает, то делает сильнее.

В глазах командира появился интерес.

— Вы с Эдной, приняв такое решение, стали другими. Думаю, что вы стали лучше.

— С Эдной? — с некоторым удивлением спросил командир.

— С Эдной.

Мир долго молчал.

— Пожалуй, соглашусь, — сказал он. — Но что это означает?

— У вас впереди, как и во многих прошлых жизнях, долгая дорога друг к другу Это не значит, что вы сможете её пройти в этой жизни, но рано или поздно вы друг друга вернёте. Пойми, Мир, — перейдя на «ты», добавила Мидори, — вы другие, и вам предстоит долгое познание и себя, и друг друга. Но, наверное, так нужно. Земле предстоит пережить чудовищные испытания в истории, и, наверное, вы нужны ей такими.

— Немного утешает, — тихо сказал Мир.

— Дальше будет легче.

Оба замолчали.

— Есть ещё одна тонкость, Мир, — продолжила Мидори, — если бы ты уничтожил «Скрывающихся», вероятность выжить у Земли намного бы уменьшилась. — И отвечая на удивлённый взгляд, продолжила: — Вин Карт очень усилил позиции в общественном мнении после ухода «Аристона». Если бы вы вернулись «со славой» убийц целого народа, очень многие земляне не поняли бы вас. Века благополучной жизни расслабили людей, и им труднее, чем раньше, осознать, что иногда возникает беспощадная необходимость. Поэтому так важно было на Ириде не сделать ничего лишнего.

— Почему ты не говорила об этом раньше? — удивлённо спросил Мир.

— Можно, я не буду отвечать? — попросила Мидори.

— Можно, — согласился Мир.

— Наверное, было бы лучше, — тихо сказала Мидори, — если бы Эра вернулась на Землю, но она нужна на Ириде. Думаю, вы расстаётесь навсегда. Рядом с тобой встанет Сандра. И, похоже, так будет лучше. Хотя… Кто знает?

— Что знает? — пристально глядя, спросил Мир.

Мидори ответила таким же долгим пристальным взглядом.

— У всех мальчиков, — тихо сказала она, — есть общая черта, они однажды, вдруг, становятся мужчинами. Именно однажды и именно вдруг. Но у некоторых это затягивается на многие тысячи лет.

— Мне всегда нравилось старое стихотворение, — так же тихо сказал Мир:

Когда повзрослеешь, становится страшно: Сегодняшний день, он уже не вчерашний.

Хоть небо опять за окном голубое,

Но куклы уже говорят не с тобою.

Солдатики вдруг из коробки не встали,

Солдатики вдруг оловянными стали.

Вчера ты скакал в незнакомые страны,

И вдруг оказалось, что конь деревянный.

Всё стало вчерашним, всё стало иначе,

Ты взрослый и, значит, уже не заплачешь.

Сегодняшний день, он уже не вчерашний,

Когда повзрослеешь, становится страшно'.

* Стихи В. Корастылёва

— Повзрослеть — значит усыпить безвозвратно Кундалини, — сказала Мидори. — Но у тебя по–другому, Мир, — добавила она. — Когда взрослеют так долго, всё наоборот. Кундалини проснулась по–настоящему.

Мидори встала, кивнула на прощание и вышла из каюты.

7

Оба звездолёта, «Аристон» и «Мерцающий», ложились на курс к Земле. На Ириде слишком опасно было оставлять боевой звездолёт. Экипаж «Мерцающего» улетал с землянами из тех же соображений.

Позади осталось прощание с Иридой, вернее, с Иридами, планетой и её фактической правительницей, с иридианами, с Мидори и её командой. На Ириде остался и Даг Лорин, считавший, что он ещё не приступил к изучению Закона предварительного преодоления обстоятельств и феноменальных существ в пещерах.

Эдна уже не ждала новостей и готовилась к погружению в гипнотический сон, когда на запястье внезапно ожил браслет коммуникатора — звонила Сандра.

Сандра, не скрывая волнения, вошла в каюту в свойственной импульсивной манере, не стала садиться, а несколько раз прошлась по ней. Было видно — она изо всех сил пытается сообразить, с чего начать. Наконец, махнув рукой, заговорила сбивчиво:

— Мы провели тщательную генетическую экспертизу тел корнов и орнов. Мы не обнаружили ничего необычного. — Сандра опустила голову, обдумывая следующие слова.

— Эдна, — продолжила она, — мы не сделали генетическую экспертизу руки, которую нашли Эра и Мидори. В этом не было необходимости. Сейчас же я почему–то решила её сделать.

— Ну, что же, — помогая ей, заговорила Эдна, — что удивительного в геноме руки?

— Только одно, Эдна, — выделяя каждое слово, ответила Сандра, — он полностью совпадает с геномом землян. — Сандра опять замолчала, увидев, как Эдна потрясена. — Мы и корны, вернее, их высшая элита, — дети одной матери, и спустя многие тысячелетия, скоро встретимся вновь, — тихо закончила она.

«Аристон» и «Мерцающий» ложились на курс к Земле, на боевой курс. Впервые за многие века.

Послесловие

Непонятая сторона творчества И. А. Ефремова

Много лет являясь поклонником творчества Ивана Антоновича Ефремова, или Эрфа Рома, как он сам себя называл, все эти годы изучая его творчество не «для диссертации», а для души, я однажды понял, что с ним далеко не всё так просто, как принято считать. Ивана Антоновича называют «отцом советской научно–фантастической утопии», «наивным утопистом», «последним коммунистом» и т. д. Но я давно убеждён — это не так.

О будущем у него два больших произведения, романы «Туманность Андромеды» и «Час Быка». И если «Туманность Андромеды» — это, безусловно, произведение о светлом будущем — утопия, то с «Часом Быка» ситуация противоположная. Он — классическая антиутопия, роман–предупреждение. Роман научно обосновывает возможность возникновения фашизма, обладающего колоссальнейшей научно–технической мощью и «перешедшего порог Синед Роба» — способного совершать межзвёздные космические полёты.

Видимо, под Робом Ефремов понимал известного учёного, члена Римского клуба, лауреата Нобелевской премии в области физики, Денниса Габора. Тот утверждал, что «звёздные войны» невозможны, поскольку высокотехнологические цивилизации, не достигшие разумной и справедливой социальной организации, обречены на ядерные самоубийства, так как не способны обрести внутренней стабилизации. В небольшой повести Ефремова «Сердце змеи» эта мысль выражена так: «Высшая форма общества, которая смогла победить космос, строить звездолёты, проникнуть в бездонные глубины пространства, смогла всё это дать только после всепланетной стабилизации условий жизни человечества и, уж конечно, без катастрофических войн капитализма…» Положение о том, что высший разум обязательно гуманен, тогда определило лицо советской фантастики, горячо поддержанное руководством СССР. «Сердце змеи» и «Туманность Андромеды» становятся «нашим ответом звёздным войнам» и бурно пропагандируются. Но в «Часе Быка» Ефремов вдруг говорит — закон должен иметь исключения, и показывает такое исключение, планету Торманс — Мучение, которая обрела внутреннюю стабильность не путём достижения разумной и справедливой социальной организации, а путём фашизма.

С первого взгляда в «Часе Быка» нет противоречия с главным тезисом. Высокотехнологический фашизм, возникший на Тормансе, способен выйти в межзвёздный космос лишь технически, но он деградировал экономически, такие полёты ещё больше его обескровят, и они запрещены законом. Кроме того, он — замкнутая система, не стремящаяся в космос. Но анализ романа показывает, что на самом деле это не так. Потенциал такого фашизма огромен. В межзвёздный космос же он выйдет в силу интересного закона — Закона Стрелы Аримана, суть которого — любая категория, пройдя высший пик развития, превращается в свою противоположность. Стремление тормансианского фашизма к замкнутости однажды должно перейти в стремление к экспансии. Уродливая цивилизация Торманса возникла в результате выхода в межзвёздный космос агрессивного и фанатичного социума с Земли, который мог творить в космосе, что угодно. Вот фрагмент романа «Час Быка»: