КИНФ БЛУЖДАЮЩИЕ ЗВЕЗДЫ. КНИГА ВТОРАЯ. СОЗВЕЗДИЕ ПАКЕФИДЫ (СИ)

И – не забудем про инкрустацию. Дело в том, что каждая чешуйка, даже самая малая, были украшены меленькими бриллиантиками, а на месте глаз серебряного Дракона лучистым светом горели большие, невероятно большие бриллианты. Все вместе это выглядело так, что… словом, не передать того сияния, того блеска и той роскоши, с которой был наряжен принц Зед!

Теперь пара слов о его именных вещах.

Их, стало быть, было всего две. Первая – это серебряный обруч на голове. На затылке он шел ровной линией, а на висках вдруг растраивался; переплетаясь меж собой, тонкие серебряные ленты достигали лба, где вновь сливались воедино.

И на нем, прямо на лбу, Драконьими быстрыми буквами, похожими на следы танцев змей на песке, было написано имя Зеда.

Вторая вещь – это пояс. Он больше походил на искристую груду самоцветов, опоясавших Зеда, а пряжка его, располагавшаяся как раз в том месте, где начиналась Драконья морда, изображала его зубы. Расстегнешь – зубы разжались, застегнешь – Дракон зубы стиснул.

Что могу сказать обо мне? Я был наряжен в точности так же, с той лишь разницей, что костюм мой был… белым, украшенный черненым серебром, и вместо алмазов чешуйки украшали самые редкие черные сапфиры.

Придворные рисовальщики старательно нарисовали наши коронационные портреты – мы на них получились ну как ангелочки, с чистыми, широко распахнутыми глазами, словом, очень красивые. Но узнаваемые – по крайней мере, я смог отличить себя от Черного, – что немаловажно.

Еще у меня была одна деталь, немаловажная, но о ней мало кто знал – это лук. Для меня специально изготовили этот лук, самый невероятный из всех, что я видел. Мало кто способен был натянуть на него тетиву, и он был огромен – думаю, стрелы он тоже пускал дальше чем какой-либо другой лук в этом мире, а на колчане, что прилагался к этому луку вместе со стрелами, был изображен слепой страшный глаз. О вещи этой помалкивали; и хотя она и следовала за мною всюду в лакированном ящике красного дерева, запертом на замок, о ней почти никто ничего не знал, а тот, кто знал молился, чтобы я его как можно реже вынимал из его хранилища.

И знамя! У каждого из нас за спиной было знамя, флаг, которое нес знаменосец. У Черного – черное, с вышитым на нем гордым змеем. У меня – белое, со львом.

- Ну, – промолвил Алкиност, выглядывая из окна, – все готово. Толпа ждет вас – и я даже вижу белых голубей, которых люди принесли с собой. Это добрый знак! Никогда ни одного из моих принцев не приветствовали белыми голубями… впрочем, и фиолетовыми флагами – тоже.

- Что это означает? – напрягся Черный.

- Это означает, что Цветная Война продолжается, сын мой. И люди, потрясающие этими флагами, отрицают твое превосходство и благородство, и тут я бессилен тебе помочь. Этот бунт не подавишь силой – я мог бы прихлопнуть любого из них одним когтем, но это не заставит их считать тебя равным им. У благородного Ляфея нашлись последователи, те, кто считает себя исключительным и лучшим в этом мире. Так что тебе придется очень трудно, и свою клятву прославить черный цвет будет выполнить сложно.

- Об этом не беспокойся, – твердо произнес Черный, – я не просто пообещал. И дело даже не в цвете – дело во мне. Я, такой несовершенный, вижу невежество и тупость в людях – я хочу, чтобы они и сами это увидели в себе и кое-чему научились у меня. Может, со временем они научатся ценить в себе что-то иное, не только пышный герб.

Алкиност кивнул; дворецкий, напыжившийся от важности, стукнул церемониальным жезлом об пол и торжественно провозгласил:

- Принцы Натх Ченские, Зед и Торн, изволят начать монаршую прогулку!

Когда опустили подъемный мост, и в глаза мне ударило ослепительное солнце, сердце мое ухнуло куда-то вниз, и я понял – вот оно, началось! Я почему-то ощущал, что это не просто коронация, не просто дворцовая формальность. Это было начало чего-то, чего-то неведомого и великого, и я делал первый шаг к вершине.

Толпа, ожидающая нас на площади сразу за рвом, взревела; такой многократной здравницы я не слышал никогда! Тысячи рук взметнулись вверх, и в небо полетели голубы – вестники Слепого Пророка; этим знаком народ благословлял нас, и от тысяч белых крыл лепестки с расцветших вишен сыпались еще сильнее, и настоящий снегопад настал среди весны, а в далеком Городском Храме колокола звонили так, что густой гул слышен был по всей столице!

Сначала по этикету вышла наша охрана, затем – герольды (такой специальный человек, несет впереди монархов на официальных шествиях Венец, в нашем случае – корону, которую нам предстояло надеть в Храме), а потом уж и мы сами со знаменосцами. Замыкали шествие трубачи, выдувавшие торжественный марш. Словом, было очень красиво, и шествие было очень пышным.

Приветствующий нас народ выстроился по обеим сторонам дороги; здесь были не только горожане, приодетые ради праздника, но и приезжие принцы – за каждым из них стоял неизменный знаменосец. Они так же кланялись нам, приветствуя.

Но было и еще кое-что, не прописанное ни в одной книге с этикетами и Законами: приветствующие нас люди кидали под ноги нашим лошадям ветки вишни в цвету; мало того, что деревья сами осыпали наши плечи своими лепестками – вся дорога наша была усыпана цветами, перевязанными черно-белыми лентами. С религиозной точки зрения, этот красивый жест превозносил нас до небес, и мы словно по облакам шли! Однако, что за ленты украшали цветы, устилающие наш путь? Я пригляделся – и на людях были такие же! Ленты перевязывали рукава, украшали прически красавиц, перевивали талии мужчин поверх поясов. Люди с таким лентами нам кланялись и выпускали голубей в небо. Черно-белые ленты! Знак того, что люди эти с нами, и признают то, что Черный отстаивал в суде!

А были и другие; знать в фиолетовом, лишенная блеска драгоценностей, зато с яркими нашивками из того самого фиолета, который стремился купить Черный! Поверх шелка и атласа, поверх яркого и светлого, у каждого из них был нашит маленький треугольник на груди. И эти люди нам не кланялись, и не кидали под ноги нашим лошадям цветов. Они просто стояли вдоль нашего пути, выставив вперед свои нашивки, и вызывающе молчали. Фиолетовые Воины; я видел, как недобро ухмыльнулся Черный, сворачивая в сторону, где треугольниками пестрел чуть не каждый зритель, и напугался, что он что-нибудь выкинет сейчас, и сорвет коронацию – с него сталось бы налететь на непокорных и отстегать из плетью! Я просто знал, кожей чуял, что он что-то сделает!

И он сделал; но как он их сделал!

Пустив Красавца красивой рысью, он промчался мимо недовольных ровно и гордо, так, знаете, как и положено монарху проезжать мимо подданных, и посмотрел… да, этим взглядом он расставил точки над i: это был взгляд победителя. Тот, кто первый осознал всю глупость Цветной Войны, уже был победителем.

Ведь, в сущности, эта война была затеяна одним человеком – Ляфеем, – для того, чтобы на него обратили внимание. Его не увидели, не захотели увидеть; а те, кто его поддерживали теперь, хотели того же – чтобы их заметили. Чтобы увидели не Черного, какого-то сопляка из толпы, который кулаками пробил себе путь к Дракону, а их, таких приличных и высокородных, которые всегда были рядом, и которых почему-то никогда не жаловали! Кроме того, чужеродность Черного и его прогрессивные взгляды, коими он покорил Дракона, для них, простых людей, были сродни чему-то мистическому. Приученные бояться всего неизвестного и непонятного, они со злобной завистью смотрели из темных углов, как Черный сломя голову атакует всякое чудовище, которое им из их спасительной тени невежества казалось непобедимым и обладающим сверхъестественными способностями. И Черный побеждал, развенчивая мифы и многолетние легенды, которым верили самые смелые и сильные из воинов, и от его легких побед становилось стыдно, и люди понимали, что просто-напросто боялись, и страхом своим делали неведомое – неуязвимым…

Проще скажи – они завидовали мне! В этом и крылась истинная причина того, что именно меня так резко отрицали и не желали признавать!