Экспериментальный полет

Проверяющий же вроде даже и не реагирует на все эти нападки. Спокойно повернувшись к врачу спиной покидает пультовую. Разъяренный доктор выскакивает следом, швыряя вдогонку уходящему те самые листки, которые только что держал в руках.

— Я вам не мальчик! Сегодня же подаю рапорт и очень надеюсь, что вы об этом весьма пожалеете!

— Чегой-то он? — тихо, одними губами, интересуется Николай.

— Переживает, как бы мы все не передохли здесь еще до начала полета, — язвит Вовка. — Ладно, пусть сами между собой разбираются. Пойдем в душевую, а то командир уж сбор объявил.

— Подождет…

Вот уж чего никак не мог ожидать Бойо — так это того, что через десять с небольшим лет после окончания училища вновь попадет в тренировочный лагерь. Конечно, отношение к курсантам здесь в корне отличается от той суровой военной школы, что пришлось когда-то пройти. Теперь каждый живет в отдельной комнате со всеми удобствами, нет внезапных тревог, подъемов пинками и той выматывающей душу муштры, когда голова перестает понимать, кто ты и где находишься. И уж конечно нет ни единой попытки оскорбления.

Но есть работа. Трудная и тяжелая, но работа. По десять часов в день. С девяти до семи. Среди которых два обязательных — на физподготовку. Быстро восстановив форму, Николай не очень-то тяготится этим в отличие от гражданских, которые составили половину всего курсантского состава. Те ведь как сосиски на турнике, да и обычный бег трусцой одолевают тяжело, с хрипом в горле. Неужели и он когда-то был таким же?

А в остальном все текло как текло. После семи обязательное свободное время, кормежка — лучшие рестораны отдыхают, и даже два выходных в неделю. Живи да радуйся.

Спустя месяц совместного обучения их разделили на группы по восемь человек.

— Запомните, это будет ваш стартовый состав, — так инструктировал их Витька. — Еще возможны какие-то замены, но, думаю, кардинальных перестановок в ваших группах не уже будет.

Вот как это выглядело на практике.

В команде было четверо военных: Эдуард Лорри — командир (он же капитан корабля); басистый, низкорослый и широкоплечий навигатор Сергей Беляев; и два пилота: Владимир Ранский и, собственно, сам Николай. Плюс придавалось еще столько же штатских: еще один Николай, Парнишкин, медик-биолог, по совместительству главный балагур компании; его антипод немногословный биолог-зоолог Степан Копейко; физик-геолог Альберт Айсберг и зачем-то историк-лингвист Сандро Хашвили. Последние два с ярко выраженной национальной принадлежностью не только по лицу, но и по поведению. Задумчивый Альберт и горячий кавказский ловелас Сандро, которого всегда известно где искать. Но, что самое обидное, приданные гражданские были настолько же умными, насколько слабыми физически. И что тут поделаешь? Свои-то мышцы в них не пересадишь. Во время бега еще как-то можно за собой тянуть, а на турнике или брусьях? А ведь зачет шел по результатам работы всей группы.

Но надо отдать должное этим дохлякам — они старались. Даже свое личное время убивали, лишь бы сократить отставание. Месяца три, и в группе Бойо хоть на троечку, но нормативы выполнялись практически всеми без исключения.

А тем временем подоспели новые тренажеры, установили ту самую центрифугу, рядом — бокс, в котором планировали поместить развернутую копию будущего корабля и еще кучу различных камер и лабораторий. Прибыли новые инструкторы. Учеба пошла на новый виток.

— Ребята, как там у вас? — традиционный первый вопрос, когда Владимир с Николаем еще ощущая на себе блаженство от только что принятого горячего душа появились в кают-компании, комнате отдыха группы.

— Да ничего, на центрифуге катались.

— О-о! Это мы на раз. Позавчера я семнадцать «же» как с куста! — тут же звонко встрял в разговор Парнишкин, медик. Веселый и заводной, самый младший в группе, которому только совсем недавно исполнилось двадцать пять.

— Ничего не путаешь? Там вроде бы как семь было, — перебил хвастуна Вовка. — А ты уже и душу вроде бы отдавать собрался.

— Че? Семь?! Может, и путаю… Да не может быть, семнадцать. Да и какая разница, всего-то единичка…

— Тогда полюбуйся на человека, который при двадцати восьми еще и команду на уменьшение тяги двигателей правильно набрал, — Володя подтолкнул Бойо поближе к тезке.

— Не врешь? Правда, что ли? Ну ребята, да при таком пилоте нам сам черт не страшен. Берегись, Вселенная! А нас сегодня на орбиту катали. Лично мне предложили операцию в невесомости сделать. А че, даже прикольно. Кровь из манекена шариками, вентилятор дует, даже отсос не нужен.

— Ну и как?

— Да я аппендицит с закрытыми глазами у кого хочешь вырежу. Хоть вверх головой, хоть вниз. Тоже мне операция.

— Значит, если кто пальчик в космосе порежет, доктор залатает.

— Будьте спокойны. Ссадины и царапины — это мое все. Кстати, новый анекдот слышали? «Доктор, а что это у меня после перехода задница на груди? — Чтоб инопланетяне за своего приняли». Короче, смеяться после слова «лопата».

— Какое счастье, что подсказал!

— Не стоит благодарностей.

— Ты только математику подтяни, а то не ровен час отрежешь кому пять пальцев, а пришьешь только два.

— Могу и десять…

И так далее и тому подобное. Облеченный в доступную плоскую форму ненавязчивый солдатский юмор. Как раз то, что надо, когда все тело буквально ломит после тренировок, а голова больше ни на что не способна. Парнишкин он и есть Парнишкин. Даже фамилия… А сначала думали — прозвище.

И тут в шторм разбушевавшейся солдафонской стихии вклинивается Лорри, командир. Крупный мужик с резко очерченным квадратным подбородком и извечно хмурым лицом.

— Ладно, все наговорились? От занятий отошли? — басовито гудит он, призывая к порядку. Все затихают. — Значит так. Ни для кого не секрет, что поначалу мы все, я имею ввиду военных, были разочарованы уровнем физической подготовки наших штатских товарищей. Но вот все изменилось. Любой из научных работников тянет обязательный комплекс на уверенную тройку, а господин Парнишкин — даже на четверку. И тенденции к дальнейшему росту у них весьма неплохие. Так что наши ученые подтянулись, чего не могу сказать о нас. Как был в голове бардак, так он и остался. А потому предлагаю с этого дня по два часа свободного времени посвящать занятиям с репетиторами, благо, в команде их на каждого как раз хватает.

И вот тут уже не до смеха. Веселый гомон в кают-компании как-то разом сменяется мрачным молчанием, которое первым решается нарушить историк Сандро.

— И на кой ляд вам это сдалось? Чтобы узнать, что с точки зрения филологии «работать на работе» является тавтологией? Мы же не просим вас обучить нас управлению кораблем.

— А надо бы. Хотя это не есть предлог, с вашими способностями пилотажу вы обучитесь в течение месяца. А вот знания важны. В полете мы будем предоставлены только самим себе и чем больше мы возьмем с собой багажа — тем лучше. Так что?

— И когда приступаем?

— Немедленно, сегодня, — Эрик вновь обвел суровым взглядом кают-компанию. Сказать, что лица сидящих ребят помрачнели еще более — не сказать ничего. — Ладно, черт с вами, давайте будем устраивать мастер-классы три раза в неделю. Понедельник, среда, пятница. Так лучше?

Командир замолчал, пауза затянулась. Неожиданное предложение требовало тщательного обдумывания, а работать головой не хотелось. День закончен, отдыхай да радуйся.

— А сегодня что?

— Сегодня днем после вторника.

— А это когда?

— Сразу перед четвергом.

— То есть не среда, нет?

— Ты как всегда точен.

— Значит, начинаем не сегодня.

«Лучше работать завтра чем сегодня», — извечный коммунистический лозунг, который каждый понимает так, как это выгодно лично ему.

Чай выпит, бутерброды съедены. Посидев еще немного, ребята веселой гурьбой вываливают на улицу.

Сразу за воротами, отделяющими учебную территорию от жилой, их ожидает огромный, светло-серой масти пес непонятной породы.

— Лайка, Лайка, иди сюда!