Третий берег Стикса (трилогия) (СИ)

Он дал на гравиреактор своего инвалидного кресла максимальную нагрузку и направил вектор тяги в зенит. Посторонний наблюдатель, если бы таковому случилось оказаться в четырёх километрах юго-восточнее порта Аркадия в ночь с тринадцатого на четырнадцатый день первого весеннего марсианского месяца, стал бы свидетелем небывалого феномена. Выглаженное пылевой бурей, обдуваемое позёмкой песчаное одеяло вспучилось горбом, словно под ним ворочался крот, бугор вырос, ощерился обломками скал и шарахнул в ночное небо, потащив за собою песчаный кометный хвост. Пыль подхватил приземный ветер, в просевшую воронку посыпались подхваченные взлётом «болида» камни, а сам «болид» завис метрах в двадцати над местом необычайного природного явления, поблёскивая стекловидным округлым боком в неярком свете ущербного Фобоса. Случайный наблюдатель получил бы повод для удивлённого возгласа — висящий над поверхностью объект украсился тлеющим карминовым пояском вкруг днища и выпустил сноп света из самого центра этого ободка. Но некому было той ночью наблюдать природные феномены, случившиеся над потрёпанной бурей равниной, прожектор Аркадийского маяка, упорствуя в своём безразличии к атмосферным явлениям, уставлен был строго в зенит.

— К чёрту эту труху, — буркнул Володя, наклонил «кокон», и остатки каменного крошева полетели с двадцатиметровой высоты вниз, посверкивая в прожекторном луче подобно каплям косого дождя. Неровный овал света скользнул по усеянной обломками воронке. «А к утру точно занесёт, — пропел про себя спасённый, — так заровняет, что не надо хоронить. Как это у папы в книге его было? По девственно чистому, белому — чёрные пятна следов моих. Полыньи на речном льду… Снег ляжет, залижет, затянет, полыньи пропадут». И, поддаваясь минутному восторгу человека, избегшего насильственной смерти, Володя заорал в пустоту, никем не слышимый:

— Что, съели, любезные?! Морковкой похрустеть не желаете?!

Но волна восторга схлынула так же быстро, как поднялась. Президент стал размышлять спокойнее: «Ветер заровняет. Через час следы можно будет найти только инфралокатором, а через два — вообще… Дырку от бублика. Прекрасно. Самое время мне исчезнуть. «Птичку» они, конечно, найдут. «Птичка» моя!»

Володя пошарил лучом прожектора, перемещая его зигзагами по невысоким барханам, образовавшимся вокруг крупных камней, и почти сразу заметил одну из опорных труб, торчавшую из песка косою. Беспомощно задранную «птичью лапу» секло позёмкой. «Птичке» повезло меньше, чем её хозяину.

«Ладно, это потом, — остановил себя президент, подавив острый приступ жалости к погибшему боту. Сейчас главное — добраться до Аркадии и так попасть внутрь, чтобы не заметили. Если я покажусь кому-нибудь на глаза в этой своей праздничной банке… Но есть же старый терминал! Диспетчерам порта сейчас не до того чтобы следить за грузовыми шлюзами, заброшенными… Когда? Лет тридцать уже, пожалуй, прошло. Слушай, господин президент, чего у тебя здесь такой колотун? Как папа называл погоду, вызывавшую у него ознобление? Зузман. Дурацкое слово, но смешное. Надо подогреть мою мензурку до человеческой температуры, иначе кровушка в трубочках возьмётся тромбочками-пробочками и дам я по дороге дубика». Володя включил обогрев, углекислый иней, наросший на боках силикофлексового «стакана», стал таять пятнами. Встречный порывистый ветер шорхал песком и кристалликами сухого льда, срывал клочья пены с краёв проталин и нёс их во тьму, смыкавшуюся плотно и хищно за обмёрзшей колбой, которая посмела ускользнуть из песчаного плена.

Порт Аркадия лепился к изгибу берега безводного моря, строения его повторяли форму скального уступа, который миллиарды лет выдерживал нещадный натиск выветривания. Некогда здесь была мелководная бухта, у подножия красноватых скал плескалось море, но вода ушла отсюда задолго до того, как на третьей от Солнца планете жизнь выползла из моря на сушу. То обстоятельство, что вход в бухту смотрел почти точно на юг, привлёкло внимание первопоселенцев, желавших уберечь ангары и жилые помещения порта от северного ветра, и они обосновались здесь. Но посёлок Аркадия — один из самых старых городов Внешнего Сообщества — четверть века назад потерял статус торгового порта и был теперь всего лишь заштатным городишкой — вотчиной ареоботаников. Если бы не свет Аркадийского маяка (ещё один пережиток эпохи первопоселения), разглядеть порт, приближаясь к нему ночью с юго-востока, было бы невозможно. Володе, когда он спустился до минимально возможной высоты и сбавил скорость, световой столб показался похожим на гейзер, бьющий прямо из недр Марса.

«Скоро Аркадийский Порог», — машинально отметил он, пытаясь рассмотреть отсветы портовых огней на скалах, но как ни старался, всё-таки проглядел момент, когда каменистая равнина под днищем капсулы оборвалась в пропасть. Мгновение — и световое пятно прожектора, плясавшее на неровностях почвы пятью метрами ниже, потерялось в хаосе базальтовых глыб. Володя выключил прожектор, в коем не было больше надобности — город как на ладони. Цепочки багровых огней в три яруса, и видно теперь отлично, что не из земли бьёт световой гейзер, а с верхушки мачты. «Порт наверняка закрыт, и всё же на всякий случай стоит держаться подальше от новых терминалов», — решил президент и направился к восточной оконечности города, к самому крайнему огоньку. «Только бы автоматика шлюзовых ворот работала. Хотя с чего бы её стали отключать?»

Цепочки огоньков приблизились, разворачиваясь; во мраке проступили гладкие контуры современных терминалов, на выпуклых створках ворот багровые блики, огни, огни… Город, похожий на гигантского крупночешуйчатого змея, спал на уступе базальтовых скал. Древние грузовые боксы — угловатые смешные коробочки, изрисованные бесполезными ныне диагональными жёлтыми полосами оптических мишеней, выглядели невероятно архаичными в сравнении с глянцевым змеиным телом марсианских новостроек.

— Не знаю, не знаю, — проговорил вслух президент. — Может быть, и не работает автоматика. Всё здесь какое-то тухлое, даже сигнальные огни.

Но вопреки его опасениям, — бип! — пискнула тонким голоском «Сцилла», подмигнул красным глазом в потолке капсулы сигнальный огонёк и по контуру циклопических ворот загорелись лампы.

— Работаешь, старушка!.. — ласково шепнул Володя «Сцилле». — Ещё бы пневматика не оплошала.

Но — хас-с-с! — вздохнуло что-то за полосатыми, в ржавых проплешинах, воротами, и — нн-ррау-у! — заревели, расходясь в стороны, стальные толстенные створки. В квадратной пасти грузового бокса — н-ц! н-ц! — вспыхнули смешные белые лампы-трубки. Струпья краски посыпались на крышу капсулы дождём. Старый полуслепой слуга-привратник узнал вернувшегося после многих лет отсутствия господина, поднялся, кряхтя, с лежанки и отворил скрипучую, с приржавевшими петлями, дверь.

— Спасибо, старина, спи дальше, — шепнул Володя пневматическому великану и — хас-с-с-нн-ррау-у-ст! — сошлись у него за спиной стальные челюсти великанского рта.

Раздражающе подмигивала, — н-ц! н-ц! — какая-то из допотопных галогеновых ламп. Пусто на голом сером полу, пусты дуги стапелей, на эстакаде пусто, только жёлтый жук-погрузчик грозно уставил рога захватов у края дорожки. «Ага. Ты-то мне и нужен», — фамильярно приветствовал его Володя, направил к погрузчику капсулу и аккуратно опустил её днищем прямо на подставленные жучьи рога. При этом бормотал:

— Извини, приятель, придётся тебе подержать мою баночку.

«Полегче только, господин президент», — напомнил он себе, сообразив, что допотопный терминал не оборудован гравитаторами, стало быть, сила тяжести хилая, марсианская. Хотел немедленно открыть крышку капсулы, но вовремя спохватился — глянул на сигнальный фонарь. Старый шлюз мог и не успеть набрать воздух. Фонарь горел зелёным.

— Можно, — сказал себе президент, дал указание капсуле открыть крышку и отщёлкнуть благословенные фиксаторы. Полминуты спустя гравикресло вымахнуло — всё-таки переборщил с тягой! — из «кокона», напоминавшего теперь стакан в чёрном подстаканнике, и скользнуло вбок с разворотом.