Сироты небесные

то местные пустят в небо своих драгоценных, трижды бережёных охотничьих птиц, редких и вроде как вымирающих, но все ещё не вымерших тварей, зубастых и противных, но страшных не зубами, а зоркостью и внимательностью. Беглецам оставалось прятаться в густых кустах и надеяться лишь на то, что за ночь они успели уйти в отрыв, — да на младших Дворжаков, которые несколькими группами всю ночь разбегались в разные стороны от фермы, путая следы.

— Всем спать! — приказал пан Ярек, распластавшийся на земле, как загнанный медведь, и почти тотчас захрапел.

Через несколько минут спали все. Кроме Олега. Чёрт побери, думал он, как же заставить этих мушкетёрских паразитов вернуться домой, — и осторожно разрабатывал голеностоп. Согнуть — разогнуть. Согнуть — разогнуть… Всё бы ничего, и не больно даже, только вот поскрипывает…

Вляпаться так по-глупому. На ровном месте.

Кретин.

Козолуп…

Олег усмехнулся. Этим словом в «Артеке» называли самых последних идиотов, собирающих все репьи себе на задницу. Он так давно не вспоминал об «Артеке» и вообще о Земле. Наверное, настало время.

То, что происходит с ним, — не вполне болезнь. Он останется жить. Но через некоторое время перестанет быть человеком. А будет «шлюссоре-аха», «дух гор», если переводить с местного дословно, а если по-дворжаковски — то железный гном, вполне даже сказочный персонаж, да только за гранью добра и зла. He-человек.

Об этом ещё будет время подумать, а пока — повспоминаем «Артек»…

Да, там не могло быть этого твёрдого, как гранит, беззвёздного неба, где всех светил — две звезды да искусственный спутник. Там небо усеяно звёздами и гуляет луна. Там восходы над морем… Там тепло ночами, но не так, как здесь, и пахнет не болотом, а розами и горячим камнем.

В общем, никакого сравнения, горько усмехнулся Олег.

Как хорошо, что я не впал в панику. Как хорошо. Если бы впал в панику, было бы скверно. А так — ещё можно думать…

Думать было не о чем. Ну да, конечно, впереди не один путь, впереди два пути — в железные гномы, во-первых, но это никогда не поздно, всё равно что в могилу, — и во-вторых — искать барха, что по-местному означает многое: и большой пень дерева, росшего на бугре, и коварную яму на старом болоте, и проигравшегося игрока в колышки, и очень умного, но заносчивого человека. А также — то ли настоящих, то ли самозваных старых учёных и инженеров, за неизвестно какие грехи изгнанных из Верхнего. Тут, в долине, они занимаются малопонятным шаманством, пытаясь возобновить контроль над обезумевшими механизмами, собирают по лесам и свалкам железяки — не на металл, как местные кузнецы, и не для переделки «на зажигалки», как Олег и другие земляне, а чтобы изучить, восстановить, спаять, заставить работать…

Пока это ещё вроде бы никому не удалось. Ну а вдруг?..

Или сразу податься в Верхний? Подойти, постучать в ворота, попроситься переночевать… старый приятель у нас тут живёт, тридцать лет не виделись, Потапов его фамилия…

Уже не говоря о том, что не дойти — по разным причинам, —