Сироты небесные

повиснув в беседке боком, оказался прямо над Олегом, почти касаясь плеч — этаким шарфиком или боа-конструктором, про которого рассказывал дед. Двигаться приходилось очень осторожно — и не без внутренней дрожи.

Всё это время он не умолкал. Пережитый ужас выплёскивался бессвязным потоком слов — вроде бы обращённых к Олегу, но на деле — скорее иллюстрирующих известный опыт с сообщающимися сосудами. Как раз Олег его на уроке и показывал, и потом все, даже девчонки, увлеклись домашними фонтанчиками, только девчонки соревновались, у кого сам фонтан красивей, или клумбочка, или что, а парни бились, чтобы вода подольше лилась и поток регулировался.

Короче, когда уровень ужаса внутри Вовочки опустился немного ниже губ, мальчишка сообразил, что Олег ему не отвечает, и растерянно умолк. Потом страшным шёпотом позвал:

— Олег!

Длинная-длинная секунда… вторая… тре…

— Здесь! — сдавленно отрапортовал вожатый.

— А… ты живой?

Уверенности в Вовочкином голосе не было. Если Олег помер и в его тело залез местный Дух, он вполне мог через Олега и разговаривать. А отвечает не сразу.

Потому что трудно с наскоку разобраться, какие слова подходящие.

— Это юмор такой? — после паузы уточнил вожатый. — Или беспокойство о моём здоровье? Уф-ф-ф-ф… Похоже, живой.

— Я тебе чаю принёс, сладкого. Давай пей, пока горячий.

И Вовочка принялся отвязывать фляжку, приятно гревшую его сквозь рубаху.

— Я тебя чему учил? — строго спросил Олег. — «Сначала — думай, потом — делай». Как я буду пить?

— Так мы всё придумали, Михель соломин наломал, совсем свежих, так что гнутся хорошо…

Вот тут-то Вовочка и сообразил, что кое-чего они всё-таки недотумкали. Идеально свежую соломку можно даже согнуть в круг, это так — если в ней не меньше метра длины. Всё-таки не трубочка. Но опускать фляжку до уровня Олеговой головы — или выронишь, или прольёшь, оба хуже. Мокрый человек в этой холодине в два счета помрёт. Кстати…

— Олег! А той рукой совсем пошевелить нельзя?

— Надо?

— Ну… — Вовочка вдруг смутился. — Понимаешь… Это Михель сообразил… В общем, пока рука ещё слушается, ты там расстегнись, а? А то помощи ещё несколько часов ждать, а тебя ведь всё время поить надо…

— Мы пока не решили, как именно поить. Впрочем…

Он напрягся, застонал, не то чтобы зашевелился — шевельнуться ему было никак, — но что-то всё же сдвинулось там, внизу. Олег обмяк, голова его свесилась набок и стукнулась о стену. Звука Вовочка не слышал, но мягкую волну толчка ощутил. Стена отозвалась так отчётливо, словно служила звукопроводом.

Минуту спустя Олег пришёл в себя. Осторожно набрал в грудь воздуха и произнёс:

— Сделал.

— Бери ртом соломину, — решился Вовочка.

Подсвечивая фонариком, он подвёл конец соломинки к губам вожатого, подождал, пока тот приладится, и набрал в рот немного чая.

— Как из меня насос? — гордо спросил он, когда первая, а за ней и вторая порция благополучно перелились в вожатого.

— М-м-м, — промычал Олег.

— О, точно! — обрадовался Вовочка. —