Сироты небесные

до половины была наполнена какой-то мутной жидкостью.

— Спартак!

Он не пошевелился.

— Что вы тут делаете? Вы кто?

В дверях стояла медсестра тётя Тоня.

— Брат, — сказал Артур.

— А, точно. Узнала. Что делать собрались?

— Ну вот…

— Вынести хотели, — сказал Стрельнутый по-русски. — Поздно.

— Бегите сами, — сказала тётя Тоня. — Проскочите.

— Тётя Тоня, — сказал Артур, — уберите эту резину… — и потом: — Взяли, ребята.

Брат был лёгкий, как будто высох. Они завернули его в простыни и одеяла — получился свёрток. Можно было нести даже вдвоём.

Внизу на лестнице ударили выстрелы: два и ещё два. Это было так оглушительно, что после показалось: настала тишина.

В этой тишине на лестнице рубились насмерть.

И снова ударили ружья — в самую гущу тел. И пули, и картечь — всё находило свою цель. Наконец те, кто уцелел, бросились назад.

Первый приступ отбили.

Уцелели два милиционера и один врач — из тех, кто взял в руки оружие. Остальные были серьёзно ранены, их унесли перевязывать. Мёртвого милиционера положили в коридоре второго этажа.

— Пошли, — сказал Артур.

Один из друзей Стрельнутого согнулся пополам — его рвало.

— Где же ваша помощь? — судорожно спросил кто-то.

— Идут, — сказал Артур, и как бы в подтверждение его словам невдалеке зачастили выстрелы. Потом они ударили совсем близко, в разбитую дверь заглянула пожилая женщина с ружьём, крикнула: «Всё в порядке!»

— Вот видишь, — сказал Артур Стрельнутому, как будто тот что-то ему доказывал.

— Да, — сказал тот. — Пока да. Надо Тачка спрятать. Понесли.

Ребят не удерживали.

Стрельнутый повел их в район старых домов, где жить было запрещено, но куда всё равно какой-нибудь чудак время от времени заселялся. На пересечении мостков, как чёртик из коробочки, выскочила Лизка. Руки её были в синяках и глубоких царапинах.

— Это ведь ты? — сказала она.

— Я.

— Как дойти до реки? Я заблудилась.

— А отец?

— Он мне дядька… Убили его. Навалились и убили. Я выдралась как-то…

— Пошли пока с нами.

— Эй, что тут происходит?

— Меня Артуром зовут. Это Стрельнутый, это Тушхаз с Ухзаем. А это мой брат, он без сознания. Мы его прячем, — объяснял он на бегу. — Никто не знает, что творится.

— Сюда, — сказал Стрельнутый.

Это был не мосток даже — а чёрт-те что, два железных ржавых троса, провисших над здоровенным старым ползуном, и на тросы набросаны старые доски со здоровенными промежутками: иной раз и побольше шага. Ухзай побежал вперёд, Стрельнутый с Артурчиком тащили Спартака, причём Стрельнутый пятился задом, находя опору для ног каким-то чутьём, не иначе; Тушхаз и Лизка шли сзади, Артур их чувствовал.

Артурчик больше смотрел на синяк внизу, чем на доски. И когда синяк остался позади, почувствовал какую-то такую слабость, что Тушхаз легонько тронул его за плечо:

— Отдай.

И Ухзай перехватил ношу у Стрельнутого. Из-за всего этого хлипкое сооружение раскачалось. Артурчик увидел, что Лизка размахивает руками, восстанавливая равновесие.