Царская дыба

я он успел удивиться: обычно стрелки в бою не участвуют, уходя в тыл сразу после залпа и расчищая пространство для копейщиков или конницы, но раздумывать было некогда – расстояние между атакующим отрядом и лагерем стремительно сокращалось.

– Сюда! Все сюда! Все в строй! Копья в первый ряд! – он сам подхватил с земли чью-то пику, которую спешившийся всадник с собой носить не стал, призывно поднял руку: – Сюда! Все сюда!

За то время, пока осажденные преодолевали четыре сотни шагов от ворот до лагеря, перед разбросанными седлами и тюками выросла прочная, ощетинившаяся копьями и пиками стена в три ряда глубиной и двадцати шагов шириной.

И тут произошло нечто вовсе дикое и невероятное: атакующие замедлили бег, остановились в двадцати шагах от строя и подняли свои мушкетоны. Флору показалось, что самое меньшее три ствола, несущих неумолимую смерть смотрят точно ему в лицо, и еще мгновение – все, его не станет. Он во всех подробностях видел каждый восьмигранный кованный ствол – сразу три! Видел, как слабеньким, еле заметным дымком курится заправленный в замок фитиль, как замок начал медленное движение вперед и вниз, к насыпанному на полку пороху...

– А-а-а! – у епископского телохранителя просто подогнулись ноги и он медленно и плавно повалился вниз, но еще у многих и многих десятков кнехтов близость смерти, такая ее ясная видимость и ощутимость породила одно желание – бежать! И они, бросая копья, ринулись назад, сбивая с ног тех, у кого хватило воли устоять на месте, глядя будущему в глаза, или просто зажмуриться, встречая неизбежное и надеясь на Господа. – А-а-а!

Ба-бах! – словно сам Дьявол сделал выдох над его спиной, и в следующее мгновение Флор вспомнил самое главное, что за множество прошедших на службе лет стало главным смыслом его существования:

– Господин епископ! – он вскочил, загребая пальцами землю, побежал вперед, стремясь спасти, увести с собой, закрыть своим телом правителя церковных земель. – Господин епископ!

Дерптский епископ сидел на том же седле, и в той же позе, в какой оставил его телохранитель и взирал на сцену побоища с полным безразличием. Спокойствие правителя подействовало на Флора, как опрокинутая на голову кадушка с ледяной водой. Он устыдился всплеска возникшего глубоко в душе ужаса, и желание бежать со всех ног, волоча за собой господина моментально улетучилось. Он выпрямился, развернулся и встал перед господином с обнаженным мечом, теперь действительно готовый сражаться за него до последней капли крови, умереть, но не отступить ни на шаг.

Но на него никто не нападал. Крестоносцам и затесавшимся в их ряды русским вполне хватало жертв в виде в ужасе улепетывающих кнехтов, которых они с радостью били в спины, подсекали ноги, дотягивались кончиками мечей и сабель до соблазнительно беззащитных шей.

Кое-где, правда, воины начинали приходить в себя, разворачиваться и отбиваться. В двух местах рыцарям даже удалось собрать вокруг себя небольшие отрядики и придать им подобие строя. Но на отряды крестоносцы