Царская дыба

л своим голодным подопечным честно купленного в соседней деревне барана, а сам ушел на совет мастеров. Когда он вернулся спустя три часа в предвкушении свежего жаркого, барашек продолжал жизнерадостно щипать травку, а голодные одноклубники тоскливо грелись у догорающего костра. Год назад... Подумать только, год назад никто из его ребят не решился поднять руку даже на барана! А ныне они не дрогнув колют мечом в живот обитателям братской Эстонской республики, рубят немецких рыцарей, а перерезать горло подросшему хряку и вовсе воспринимают обыденным делом.

– Не хочу! Сами жрите эту жвачку! – скандалила возле лошадей Инга, которую дядя пытался покормить. – Я спать хочу! Устала я!

Картышев что-то ей говорил, а прочие воины предпочитали держаться от голосистой скандальной бабы подальше. Бояре Батовы и одноклубники расселись вперемешку, уже совершенно не делясь на своих и чужих и только Юля с Варламом оказались немного поодаль от всех.

Костя вынул меч и свой поясной нож, подошел к румянящейся над костром туше, наколол ножом мясистый край над ребрами и подсек его клинком. Пламя затрещало, заискрилось от закапавшего вниз жира. Костя отступил и впился в добычу зубами. Несоленое, неперченое горячее мясо все равно показалось удивительно вкусным и сочным. Съев отрезанный кусок, он подошел к огню и оттяпал себе еще.

Так они и завтракали – свинья постепенно худела, когда от нее отрезали внешние ломти, оказавшиеся снаружи мясные слои быстро пропекались, и их тоже срезали, пока от массивной откормленной хрюшки не остались одни косточки. На место первой водрузили вторую, но ее успели объесть только наполовину – Зализе померещились над лесом вспугнутые птицы, и он приказал выступать.

Путники, икая от сытости и зевая до хруста за ушами, потянулись к ведущей в сторону Феллина дороге – им всем было ясно, что мимо Юрьеву их маленькому отряду все равно не прорваться.

Росин поймал на себе внимательный взгляд опричника, и тряхнул головой. У него появилось давно забытое ощущение долгого и нудного экзамена. Словно сейчас не тысяча пятьсот пятьдесят третий год, а тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, и он опять младший сержант, которому на учениях дали вводную, что лейтенант убит, и командовать взводом придется ему.

И вот он уже который день уходит от преследования, таится, устраивает засады, а рядом идет посредник, с внимательным, как у Зализы, взглядом, готовый в любой момент объявить: “Вы уничтожены, вас накрыло минометным огнем, раздолбало штурмовиками, обнаружили вражеские ударные вертолеты...”. Но посредник молчит, и они продолжают свое учебное бегство – день за днем, час за часом...

– Дорога круто поворачивает, – указал вперед Костя. – Нужно положить пару бревен сразу за поворотом. Пятерых мушкетонщиков положим впереди, под липами, остальных за бревна. Когда ливонцы появятся на дороге, первые дадут залп. Они устремятся вперед, в атаку, и этот момент мы откроем огонь им во фланг. Они этого не ожидают, смешаются и отступят. Пока будут готовить новую