Попрыгунчик (СИ)

Сначала он не осознавал себя, но в какой-то момент вспыхнула его первичная мысль, давшая начало существованию. Его самого и всего вокруг.

И была Большая Игра. Словно ребенок, он создавал своей мыслью для себя новые и новые игрушки, сочетая их во всевозможных комбинациях, вертя, крутя, взрывая, уничтожая и создавая заново, но в новых, более совершенных формах. Вместе с игрушками совершенствовались и мысли. Они переставали быть хаотичными, становились упорядоченными, более сложными, охватывали все большие и большие объемы одновременно. Теперь игры походили на опыты. Как ученик на уроке химии, он смешивал известное с неизвестным, открывая непознанное, еще неподвластное его мысли. Но в следующий момент и это неподвластное вовлекалось в общий круговорот, снова замешиваясь с чем-то другим, специально, но чаще случайно. И вновь получалось что-то неожиданное, доселе неизвестное.

Так продолжалось до той поры, пока однажды не потерялась цель. Новому не было конца и края, оно разрасталось, вступая в реакции с самим собой, с большей скоростью, чем за ним успевала мысль. А смысла в этом — ни капли. Он не знал, зачем ему все это вокруг. Он не знал, есть ли логическое завершение и каким оно будет. Он не знал даже того, кем он является сам. И невозможность познания последнего его останавливала сильнее всего.

А мир уже жил собственной жизнью и больше не нуждался в своем Мыслителе. Как точный механизм, все работало без сбоев, совершая свои циклы, подчиняясь лишь первоначальному импульсу рожденной мысли. И однажды в мире случилось непредвиденное — все повторилось вновь.

Мыслитель вдруг узнал, что он больше не один. Где-то в глубинах его сознания появилось что-то невероятное, неконтролируемое, чего он не до конца понимал, — новый Мыслитель. Это был, возможно, единственный шанс, для выяснения собственного происхождения. Достаточно лишь проследить за вторым, таким же, как он.

Вторичный Мыслитель вскоре был найден, но момент оказался упущен. Тайна его появления так и осталась неразгаданной. Да и как оказалось, он был совсем не похож на Великого Создателя — имел вполне определенную, пусть и странную, форму, и попадал под власть времени. Вторичный появлялся и исчезал с невероятной для этого мира скоростью, так и не успевая развить свою мысль до качественно нового уровня. Благо, после себя он оставлял зачастую множество своих копий, которые продолжали дело своего родителя. Такая странная форма бессмертия и бесконечности значительно тормозила развитие созидательной мысли этого существа — многое терялось при смене поколений.

И Великий ждал, наблюдая. Он считал, что раз из его первичной мысли зародился самостоятельный Мыслитель, то и из мысли чада рано или поздно может появиться еще один. И тогда, возможно, Первый, наконец, сможет раскрыть тайну своего появления. Если эксперимент будет удачен, то, значит, что Великий, может, вовсе и не Первый. И есть кто-то или что-то, так же с интересом наблюдающее за ним. Но думать об этом было еще слишком рано — опыт только начинался.

Откровение пятое

Люди были странны и непонятны. Их действия не поддавались никакому логическому осмыслению. Эти загадочные существа прекрасно копировали своего случайного Создателя, но было у них и еще что-то, чего Мыслитель не мог осознать. Что-то совершенно глупое и бесполезное для мира, вселенной и самого бытия, но выводящее людей на качественно новый уровень, оставляющее Мыслителя позади. Феномен отталкивал от себя непонятностью и иррациональностью, но все же сильнее манил своей неизвестностью.

Между собой люди называли этот феномен «чувствами и эмоциями».

Откровение девятнадцатое

Мыслитель решился.

Просчитав все плюсы и минусы своей затеи, он решился вступить в контакт с людьми. «Их чувства — то, что мне до сих пор неведомо, моя рациональность — то, что они растеряли в череде быстрой смены своих форм, — думал он. — Нам есть чему поучиться друг у друга. Сила одного сможет закрыть слабость другого. Тогда, возможно, объединившись, мы сможем совместными усилиями вызвать появление Третичного Мыслителя, и я, наконец, познаю самого себя через отражение моего собственного отражения».

Приняв форму человека, Великий присоединился к одной из многочисленных групп своих детей. Но он не был принят ими.

Завидев нового человека, часть людей разбежалась в разные стороны, прячась в свои убежища, а другая, немногочисленная, сплошь состоящая из особей мощного и грозного вида, окружила Мыслителя и начала громко кричать, прыгать, топать и тыкать в его сторону палками с острыми наконечниками. «Уходи! Уходи, чужак, туда, откуда пришел!» — шумели они. Но Великий все стоял не в силах просчитать, с чем связана такая реакция.

Вдруг один из особо крупных людей ткнул в него острием своей палки. Создатель не понял, что случилось, однако четкая мысль мгновенно появилась в голове его телесной формы: тычок больше не должен повторяться, это несет опасность и… И что-то, что появилось впервые за время его существования. Великий еще не знал, как называется эта новая мысль, но понял, что хочет избежать ее появления вновь.

Создатель почувствовал. И первым его чувством стала боль.

Откровение девяносто седьмое

Великий спал. Он научился видеть сны.

Но пять его детей не спали этой ночью, когда полная луна окрасилась в алый, словно кровь ритуального животного, цвет: Батья — старшая дочь, близнецы Элазар и Менахем, младший сын Уриэль и не родная, но не менее от этого любимая своим приемным отцом Элишева. Каждый занял свое место вокруг ложа Мыслителя, чем старше, тем ближе к изголовью.

Страшный обряд начался.

Элишева достала из закромов острейший нож с золотым эфесом и пятью выемками в нем. Молча, она сделала три надреза на ладони: два параллельных и один по дуге, окропив своей кровью лезвие и огненный опал, что был затем вставлен ею в одну из пазух. Следом настал черед Уриэля, что осквернил алым чистый и незамутненный горный хрусталь. Жертвой Элазара стал прекрасный изумруд глубокой бездонной зелени. Его же близнец вымарал в своей крови черный, как ночь, оникс. Последней была Батья. Приняв нож из рук Менахема, она изувечила свою ладонь тремя глубокими порезами, как и каждый до этого, и не жалея, тщательно отерла багрянцем безупречный голубой сапфир идеально округлой формы. Камень занял последнее свободное место, став навершием клинка.

В следующий момент мощная карминовая струя хлынула из рассеченной шеи их отца, пачкая все кругом.

Создатель распахнул глаза и встретился взглядом со своей дочерью, держащей в руках нож. Он сразу все понял. Предательство открылось ему последним чувством.

Через минуту Великий был уже мертв.

Комментарий к АКТ III. Глава 1. 311

Сейчас и дальше: пожалуйста, прошу, пишите, что хотите, только не сравнивайте меня с “Марвел” и их “Мстителями”. Я буду на это страшно обижаться))

========== 312 ==========

Житие убийц

После Великого Убийства мир замолк: стих ветер, шуршавший до этого зеленой, слегка пожухшей от жары листвой и высокими травами; прекратили пение и всякий щебет птицы; ни звука не издавал и город. Лишь было слышно мерное дыхание убийц и тишайшее падение капель крови на каменный пол. В темноте хижины, куда не проникали лунные лучи, теперь стало много светлее: теплый мягкий свет исходил от камней, украшавших ритуальный нож, привлекая к себе внимание различных мотыльков и пяти пар холодных, хищных, не жалевших о содеянном глаз.

С тем же спокойствием, с каким минутой ранее перерезала горло своему Отцу, Батья начала извлекать камни из кинжала и передавать своим братьям и сестре. Огненный опал, лизавший руки языками жара праздничного костра, отправился к Элишеве. Черный оникс, теперь пылающий светом тысячи малых звезд, зажегшихся по его поверхности, — Менахему. Уриэль получил в свое пользование чистейший, прозрачный и блестящий, как слеза на щеке юной девицы в ясный летний день, горный хрусталь. Ярко-зеленый, словно молодая трава после дождя, изумруд отныне служил Элазару. Сапфир, голубой и бездонный, что отражение безоблачного неба в холодной спокойной реке, остался у Батьи, а орудие убийства было аккуратно вложено в руку Родителя.