Ульфила

И был маленький деревянный храм ульфилин как целый мир; мир же — совершенный и наиболее внятный язык, каким может говорить Бог.

Сидел епископ на берегу реки, слушал плеск воды у затопленного бревна на броде, уходил в свои мысли все глубже и глубже и постепенно как бы терял плоть — становился словом. А слово — разве может оно страдать, испытывать боль, страх, голод, разве может оно умереть? Слово — оно, в конце концов, бессмертно.

Так и заснул незаметно для себя, склонившись на траву. Проснулся от того, что — уже в сумерках — трясет его за плечо Меркурин.

— Силена послал спросить: как, будем в этом году факелы жечь? Если будем, надо бы срубить, пока до полуночи время есть…

Глава пятая. ПРОКОПИЙ 366-369 годы

Прокопий происходил из знатной фамилии; родом он был из Киликии, где и получил воспитание. Родство с Юлианом, который стал впоследствии императором, помогло его выдвижению… В частной жизни и характере он отличался сдержанностью, был скрытен и молчалив. Он долго и превосходно служил нотарием и трибуном и был уже близок к высшим чинам.
Аммиан Марцеллин

Разумеется, у империи с варварами был мир. Прочный, чуть не вечный. Империя отъелась и очень хотела покоя — спать и переваривать в своем необъятном брюхе страны и народы.

Но ей мешали. Во-первых, свои же сограждане, на войне наживавшиеся, ибо любое перемещение легиона, не говоря уж о поставках в армию, порождает большой простор для финансовых злоупотреблений.

Во-вторых, не давали ей покоя сами варвары, на что она, если судить по внешним проявлениям, страшно досадовала. Эти «зловредные» народы то и дело наскакивали на старого хищника, покусывая его жирные бока, кое-как прикрытые щетиной Рейнско— Дунайского вала.

А что в империи происходило?

Ну, император сменился. Блаженной памяти Констанций умер. Теперь визави Атанариха по ту сторону Дуная был неотесаный вояка по имени Валент — повелитель Восточной Римской империи.

С годами отяжелел Атанарих, обзавелся висячими усами. И все так же империю ненавидел. И безразлично ему было, какие перемены там произошли. Сменился император и сменился. Будь на противоположном берегу Дуная хоть сам Александр Македонский — и то, казалось, вцепился бы не задумываясь. Сидел Атанарих у себя в Дакии-Готии, глаза щурил, приглядывался, выжидал.

И дождался.

Боги любили Атанариха — послали ему случай отомстить ромеям за низкое их коварство (ибо после того, как Ульфила ушел на имперские земли и сманил за собой часть племени, последние сомнения относительно христианства у Атанариха рассеялись).

Знак милости богов, если говорить о наружных его свойствах, не производил внушительного впечатления. Это был римский солдат, выловленный на готской земле и со связанными за спиной руками доставленный к Атанариху. Вид пленник имел весьма заурядный: рожа как кирпич, во рту двух зубов не достает.

Римский солдат отбивался от готских воинов, пока те тащили его, точно козу на заклание, и что-то вопил во всю глотку. В этих бессвязных криках Атанарих разобрал