Ульфила

или. Но и эта война закончилась: небольшой отряд готский окружили и полонили. Те не очень-то сопротивлялись. Сложили оружие, как было велено, на землю сели. Атанарих, когда отпускал их с Иовином, наказывал не жизнь свою за ромейского самозванца сложить — жизнь их народу вези нужна — а опыта набраться. Ну и набрались; будет.

Во Фракии это случилось, у города Наколеи. Там лесистые горы кругом, есть, где спрятаться. Добрел до них Прокопий. Ничего, кроме усталости, не чувствовал. Кто бы не сказал, глядя на него сейчас: сильного судьба ведет, слабого тащит. И притащила, в конце концов, в этот лес, на эти склоны, и бросила в одиночестве. И еще небось пальцы брезгливо отерла полотенцем: ф-фу, Прокопий…

Конечно, в те годы судьбе было, из кого выбирать. Мир тогдашний полон был героев. Просто трещал и лопался по всем швам от героев. И имена одно другого громче: Стилихон, Аларих, Аэций, Аттила, Гинзерих, Теодорих… В глазах темно от блеска. А тут какой-то Прокопий с его умеренностью и аккуратностью — идеальный канцелярский работник; с его узкими плечами и сутулой спиной. И что он все под ноги себе глядел, монету потерял, что ли? Скрытный, скучный Прокопий.

Рухнул под деревом, на узловатые корни, лицо руками закрыл. Вот наконец он и остался один, можно передохнуть. И тихо вокруг, только полная луна ярко светит.

Один? Не тут-то было. Извольте-с, ваше падшее величество. Справа и слева приблизились соратники верные, числом двое, взяли его за руки и связали.

Да пес с вами, делайте, что хотите.

Наутро — какое торжество в лагере Валента! Валент уж позабыл, как отрекаться хотел. Восседал на складном табурете среди своих солдат. Центральная часть лагеря была занята пленными. Длинноволосые, белесые, длинноносые, с наглыми светлыми глазами — переговариваются между собой, пересмеиваются. Не их это война, а Атанарих их скоро из плена вызволит.

Мятежника ведут!.. Самого Прокопия ведут!.. Так-то, вместе с сообщниками, что явились узурпатора незадачливого выдать, представили римские солдаты императору Валенту мятежника Прокопия.

Коренастый, угловатый, дочерна загорелый, глядел Валент настоящим воином, плоть от плоти закаленных римских легионов. А что трусоват бывал, то искусно прикрывал грубостью: мы академиев не кончали.

И триумфы с прочими изысками ему, Валенту, ни к чему. Не было у него вкуса к театральным действам, зато шкурой своей весьма дорожил. И потому посмотрел Валент в унылое бледное лицо Прокопия и велел отрубить ему голову, что было исполнено тут же, на месте.

Прокопий ушел из жизни, казалось, со вздохом облегчения. За все свои сорок лет он никого не убил, а это по тем временам была большая редкость.

Что до сообщников его, которые так героически выдали своего предводителя, то Валент, не обладавший чувством изящного, велел казнить их тоже. Так втроем в одной яме и закопали.

И осознав свой долг перед отечеством исполненным до конца, Валент занялся другими делами.
* * *

Узнав о том, что эта пивная бочка Валент распродал всех