Царская дыба

, насколько здоров ты после мук перенесенных, – заученно повторил Андрей Толбузин.

– Он что, доктор? Осматривать станет?

Из распахнутых наружу окон лилось яркое солнце, освещавшее два сундука и высокий, витой бронзовый подсвечник, составлявшие все убранство палаты. Да и была она, судя по всему, просто проходной комнатой: двери с одной стороны, двери с другой.

– Настя, складку у шеи поправь, натирает, – повернулся Росин к боярыне Салтыковой, и та запустила свои тонкие прохладные пальчики к нему под ворот.

– Государь Иван Васильевич следует! – распахнулись обе двери, и бояре торопливо выстроились рядком от стены до стены. Толбузин, потянув Костю за собой, приткнулся в общий ряд.

Правитель появился слева. От шубы, похоже, государю удалось отвертеться, но шитый золотыми нитями кафтан царедворцы ему все-таки надели. В сопровождении двух монахов и какого-то знатного, судя по одеждам, князя, олицетворяющий Русь паренек прошел до середины палаты, остановился:

– Ведомы мне ваши заботы, бояре, – обратился он сразу ко всем. – Указал я ныне в Поместный приказ земли путивльские в поместья раздать. Мыслю, дети ваши еще до зимы ввозные грамоты получить должны, и к весне мои дачи под свою руку принять.

– Благодарствуем, государь, – принялись кланяться бояре.

– Ябеду твою, боярыня Алевтина, – шагнул дальше царь, – в Поместном приказе со всем тщанием и прилежанием изучили, и крамолы в деяниях воеводских не нашли.

Женщина молча поклонилась, перечить не рискнув, но и не благодаря.

– А ты, Константин Андреевич, – миновав Толбузина, остановился Иван. – Как руки твои? Одеяния все монашеские носишь?

– Да вроде шевелятся уже... государь, – ответил Росин. – Слабость только сильная. А ряса удобной больно одеждой оказалась. Особенно, когда пальцам с застежками всякими не совладать.

– А руки, мною взамен твоих даденные, как? – широко улыбнулся наделенной государственной властью паренек.

– Хороши... – признал, смутившись, Росин, а стоящая рядом Анастасия густо покраснела.

– У тебя боярин живет? – приподнял кончиками пальцев подбородок женщины царь и пытливо заглянул ей в глаза.

– У меня, государь...

– Невенчанным? Грех это, – правитель отпустил Анастасию и обернулся к сопровождающим его монахам: – Повенчать сегодня же...

После чего милостиво кивнул склонившейся в поклоне женщине, остолбеневшему Косте и пошел дальше. Двери закрылись, явление царя народу закончилось. Бояре, загалдев, двинулись к выходу, оставив хлопающего глазами Росина, его “руки” и Андрея Толбузина в палатах.

– А... А если я не хочу? – выдавил Костя.

– Что ты, Константин Андреевич? – всплеснула руками Настя. – Воля же государева!

– Тык... Это... Как так?

– Милость царская, Константин Андреевич, – одернул его Толбузин. – Ты чего?

– Я... А я? А меня спросить? – хлопал ртом, словно вытащенная на берег рыба, Росин.

– Ты, боярин... – Толбузин оттащил его немного в сторону и горячо зашептал в самое ухо: – Да ты обезумел, боярин! Царь же тебе не девку,