Цветочек

Он заметил принца не сразу. Стало пронзительно больно от его позы, от того, как прятал лицо в коленях, закрывшись еще и руками. Том медленно подошел к нему, опустился на пол, не смея дотронуться.

— Я знаю, что сделал тебе больно. Я не знал, что до такой степени. Я пришел, чтобы извиниться. Хотел сказать, что безумно по тебе скучал все это время, думал о тебе, переживал, ждал на сеновале, старался попасть в замок, даже завел интрижку с твоей горничной, лишь бы узнать что-то о тебе и как-то добраться до тебя, просил ее передать тебе книжку, в которую вложил записку только для тебя… — Том вытащил клочок бумажки и положил перед ним. — Я не знал, что мои слова настолько задели тебя. Теперь я даже не знаю, что сказать, чтобы ты простил меня и поверил… Чтобы ты доверял мне так же, как это было раньше. Скажи, что мне сделать, чтобы ты простил? Как искупить?

Принц не шевелился.

Том помолчал, помялся, сдернул с головы кожаный ремешок, удерживающий непослушные волосы, и принялся мять его в руках.

— Я тогда не со зла говорил. Твое предложение… Понимаешь, это было так унизительно для меня… Очень обидно… И ужасно стыдно. То, что ты предложил… Одно дело быть твоим другом, а совсем другое твоим слугой… Меня бы во дворе ребята засмеяли… Это позор… Понимаешь? Оно оскорбило меня. Я только потом понял, о чем ты говорил, когда с Лолой пообщался и узнал немного о тебе, о твоей жизни, об этом затворничестве. Я ведь, еще когда мы с реки возвращались, думал, что ты ненормальный, ведешь себя как дурак какой-то. А сейчас понимаю. Я хочу быть твоим другом. Хочу гулять с тобой по полям, собирать в лесу ягоды, ловить рыбу, ходить в ночное, купаться. Дай мне еще один шанс. Самый маленький. Самый последний. Я больше тебя не подведу и не обижу.

Ноги затекли. Том прислонился к стене, вытягиваясь, намереваясь сидеть рядом с ним столько, сколько понадобится.

Молчание неприятно давило.

Сейчас он видел только два способа решения проблемы. Первый — обнять, как принц когда-то обнимал его, потому что тогда это помогло им обоим успокоиться. Второй — встать и уйти. В первом случае было не понятно, чего от него ожидать, во втором — не факт, что остановит. Впрочем, уйти он успеет в любом случае. Том осторожно подался вперед и обнял его. Прижался щекой к макушке. От русых волос вкусно пахло хвоей. Том улыбнулся. Неловко провел по спине. Его никто и никогда не жалел, он не умеет жалеть, не знает как. Но что-то внутри ему подсказывало, что только так можно вернуть его Цветочка. Только так… Том шептал, как скучал по нему, рассказывал о страшных снах, о том, как ходил под окнами, пытаясь вычислить, где же он живет, как берег его книгу. Он клялся не давать его в обиду и научить всему тому, что знает сам. Он просил наказать себя, выпороть на конюшне, оскорбить как-нибудь при всех. Он обещал мир, всё-всё, что у него есть, лишь бы он простил.

Цветочек расслаблялся постепенно. Сначала тело перестало быть скованным, и он стал более податливым. Потом Тому удалось оторвать руки от лица, и хоть поднимать лицо к нему принц отказывался, а руки так и висели плетьми, Том посчитал это добрым знаком. Он говорил, вываливал на него все свои переживания и метания этого месяца. Он прижимал его к себе и шептал на ухо, как сегодня рано утром специально пошел к бабе Унгине и просил ее о помощи, потому что совсем отчаялся и вымотался, как она отвела его к королю, и король разрешил им поговорить. Как его жизнь круто изменилась, но он пока не может ему ничего рассказать, потому что не верит этим взрослым, и ему кажется, что они играют в какую-то дурацкую игру и специально его, Тома, запутали и обманывают. Но как только он немного разберется со всем этим, то обязательно ему обо всем расскажет. А сейчас он хочет только одного, чтобы принц его простил, и он не отстанет, пока тот не улыбнется, потому что в противном случае, Том сам его защекотит, как щекотал там, на сеновале. Принц хмыкнул, уткнулся носом ему в грудь и… обнял. Том счастливо улыбнулся и зажмурился от удовольствия.

Они сидели так очень долго. Том заморозил весь зад на каменном полу, но не шевелился, не вставал, боясь, что Цветочек разомкнет руки и опять начнет дурить. Он задавал ему вопросы, принц кивал или качал головой, добиться чего-то более развернутого у Тома пока не получалось. Но он хотя бы начал общаться! Том широко улыбался. Еще никогда ему не было настолько хорошо и спокойно.

— Сейчас очень хорошо на реке, вода теплая, рыбы много. Вот только после того случая я очень боюсь подходить к тому месту. После того, как ты обиделся на меня, мне снился один и тот же сон — меня хотят убить, я бегу, ищу тебя, знаю, что ты поможешь, а ты просто исчезаешь туманом и всё.

— А мне весь месяц снилось, что ты убиваешь меня. Просто вот берешь и убиваешь. И улыбаешься… — тихо произнес принц. И Том вздрогнул.

— Не думай об этом. Я никогда тебя не убью, клянусь. Жизнь за тебя отдам, но не подниму на тебя руку.

Вильгельм посмотрел на него.

— Клянусь! — горячо заверил его Том. — Клянусь. Буду защищать тебя до последней капли крови, до последнего вздоха.

— Я тебе верю.

Неожиданно Цветочек осторожно высвободился и встал.

— Я хочу кое-что сделать. Я давно об этом думал… И раз уж ты здесь…

— Что? — протянул Том, расплываясь в наисчастливейшей улыбке.

— Сейчас узнаешь. Пойдем.

— Куда? — почему-то немного испугался Том.

— Идем, я покажу. Ты главное не бойся.

— Я и не боюсь, — еще больше струсил Том.

Принц подошел к небольшой двери, которую Том раньше не заметил. Распахнул ее и пропустил его вперед.

— Это моя гардеробная. У вас в семье есть зеркало?

— Нет. У Эмиля есть. У его дедушки торговая лавка, там есть зеркало. Я пару раз его видел.

— Хорошо. Просто я бы не хотел, чтобы ты испугался.

— Не такой уж я и дурак, как вы думаете, — насупился Том.

— А я как раз не считаю тебя дураком. Надень вот это, — он протянул ему брэ и камизу. Том впервые в жизни дотрагивался до такой тонкой и нежной ткани.

— Я измажу… — пробормотал мальчик. — Я не могу…

— Почему измажешь? — удивленно посмотрел на него Вилл. — Надевай. Не стесняйся. Хочешь, я позову прислугу и тебе помогут? Я обычно сам одеваюсь, мне не нравится, когда кто-то вокруг крутится, хотя король и ругается. Будь его воля, он бы и штаны перед туалетом заставлял с себя слуг снимать, кабы они порасторопнее были и он не рисковал каждый раз обмочиться.

— Я не могу… — попятился Том назад.

— Почему? Они новые. Я их еще ни разу не надевал.

— Это не для меня… Я… Я не имею права это носить…

Цветочек повернулся к нему, оторвавшись от перебирания вешалок с одеждой.

— Не говори ерунды. Переодевайся, я хочу тебе кое-что показать. — И вложил ему в руки нижнее белье.

Оно не просто было другим, оно было каким-то иным. Ткань мягко касалась тела, нигде не терла и была настолько легкой, что почти не чувствовалась. Том крутился, рассматривая себя и отмечая, что брэ сшиты как будто по нему. Темно-синие шоссы тоже были другими — из тонкой ткани, они мягко сели на ногах, словно вторая кожа. Принц, заметив его нерешительность, совершенно не по-королевски опустился на колени и собственноручно закрепил их на поясе аккуратными тесемочками, а под коленями подвязал красивыми бархатными ленточками с колокольчиками на концах. Высокие боты до щиколотки из тончайшей телячьей кожи — Том такие даже у Густава не видел. Потом Цветочек заставил его надеть желтую котту и небесно-голубой сюрко из шелка. Талию он подчеркнул богатым и очень красивым ремнем с петлями под ножны. И последний штрих — ярко-красный шаперон — капюшон с длинным «хвостом» ниже талии и какими-то замысловатыми фестонами по низу воротника-шальки. Внимательно осмотрев Тома, который боялся шевельнуться во всем этом великолепии, принц удовлетворенно отошел в сторону.

— Подожди немного, — аж подпрыгивал он от нетерпения, быстро натягивая шоссы такого же цвета, как у Тома, торопливо влезая в оранжевую котту и синий сюрко.