Хочешь цветочек?

Артем Белоглазов

Хочешь цветочек?

Деревня эта поначалу произвела на меня довольно странное впечатление: чарующее и удручающее одновременно. Дома, вроде красивые и богатые, при ближайшем рассмотрении оказались неряхами-замарашками с выбитыми окнами, поваленным штакетником, заросшими диким бурьяном палисадниками и потоптанными, разоренными огородами, по которым будто мамаевы орды прошлись.

Однако издалека они, тонущие в зеленой пенной листве деревьев и кустарников, казались ярко-праздничными, удивительно нарядными. В большинстве своем двухэтажные, из цветного фигурного кирпича, стильные, изящные, не просто четырехстенные коробки, нет. С балкончиками, мансардами, эркерами, прочими украшательствами. Стены, увитые плющом, цветы на подоконниках, машины в каждом дворе, и не какие-нибудь "Запорожцы", в основном иномарки, – всё это говорило о достатке и благоденствии.

По пыльным, в колдобинах, улочкам бегали, вывалив от жары языки, здоровенные лохматые собаки – все в репьях и колтунах свалявшейся шерсти. Добродушно щурились на наш видавший виды красный жигуленок, медленно катящий мимо, но не гавкали и не кидались следом.

В синем безоблачном небе каталось наливное желтое яблочко – солнце, припекало да оглаживало лучами своими ласковыми землю-матушку. А теплый ветерок слегка трепал кроны деревьев, в которых щебетали-чирикали невидимые пичуги.

– Итить твою налево! – с чувством сказал Дейзи, вытряхивая из пачки сигарету, после чего сунул ее в рот и, щелкнув зажигалкой, затянулся глубоко-глубоко. Выдохнул дымные прозрачные колечки: – Кр-расота!

– Да уж, – откликнулся я, притормаживая перед очередной рытвиной. – Что-то местных не видно.

– Угу, – согласился друг-товарищ, – они это, того… вымерли, блин, как динозавры.

– Не смешно, Денис. О! У них же купить можно че-нить, молоко там, сыр. Свеженькое, не магазинное. Как думаешь?

– Ну, купи. А я молоко с детства ненавижу.

Сказано – сделано, останавливаю машину, иду к ближайшему дому. Тук, тук – в окошко. Хозяева есть, мол? Слышу, сопят за спиной – Дейзи, значит, увязался: неохота ему в машине сидеть.

– Кто там? – доносится со двора.

– Проезжие, – кричу. – Продуктов хотим прикупить. Молочка там, то, се.

Скрипит щеколда, в воротах открывается небольшая дверка, и я тихо офигеваю. Потому что вышедший навстречу крепкий парнишка лет тридцати держит в руках нехилых размеров дрын; на лице парня расплывается, отсвечивая желтым и фиолетовым, огромный синяк.

– А-а… э-э… – удивленно булькает толстяк-Денис. – Че случилось-то?

– Да ниче, – улыбается хозяин, – нормально. Не обращайте внимания. Может, в дом пройдете? Жарко здесь.

– Айда, Тим, – говорит Дейзи. – В натуре печет, блин, сварюсь скоро.

– Ладно, сейчас. Машину поближе подгоню только.

Парнишка с фингалом непонятно хмыкает и вроде бы хочет что-то сказать, но пока раздумывает, я уже ухожу.

Мы сидим на кухне и пьем чай с малиновым вареньем, а Гриша – так зовут хозяина – жалуется на гада-соседа Фрола, из-за которого ни молочка, ни сыра, ни творога деревенского не видать нам как своих ушей.

– Почему это? – поддерживает разговор Дейзи.

– Так он, падла, коровку мою на прошлой неделе отравил, – объясняет Григорий. – Давно уж грозился, вот и сподобился.

– Что-о?! – захлебываюсь я, проливая чай (черт! горячий!) на недавно стиранные (мать-перемать!) джинсы. – Как это?!

– А че? – недоумевает хозяин. – Фрол же. Он завсегда чужую скотину гнобит – у Васильевых, Никитиных, Якимовых. У меня вот.

– В милицию заявили? – проявляет недюжинные умственные способности Денис. – Или в суд сразу, пусть возмещает моральный и материальный ущерб!

– Зачем? – Ухмылка плохо вяжется со страшным кровоподтеком на скуле. Вообще не вяжется. – Я его сам вразумил: отметелил, дай бог, до сих пор охает. Сарайчик еще поджег.

– Мы… наверное, пойдем, – как можно миролюбивее говорю я, пихая друга ногой. – Засиделись что-то. Пора, как говорится, и честь знать.

– Ага, – поддакивает Дейзи, косясь на дрын, стоящий в углу кухни, и на толстощеком лице мелькает ужасная догадка: не этим ли горбылем отдубасили беднягу-Фрола? – Торопимся. Спасибо, в общем, за чай. Без обид, короче. Давай, братан, удачи.

Гришка смотрит на нас, печально – сочувствующе? понимающе?! – улыбаясь, а в глазах стынет непонятное, странное-странное выражение, будто вода в скованной ледком луже.

Мы выметаемся на улицу – очень-очень быстро, ставя рекорд по бегу на пересеченной местности. Еще бы – кому охота сидеть рядом с чокнутым психом-поджигателем?

– Твою мать!.. – выдыхает Денис. – Они все тут, на хрен, сбрендили.

И я согласно мотаю головой, глядя, как толпа придурков с кольями и монтажками разносит на кусочки нашу "пятерку".

– Эй, мужики! – складывая ладошки рупором, кричит неслышно подошедший сзади Григорий. – Охолоните-ка. Чужую тачку ни за что, ни про что ломаете.

– Как чужую? – не соглашаются мужики и "работу" свою не прекращают. – Гостей твоих, Гриня. Иль ты их не упреждал?

– Да каких еще гостей?! Люди, понимаешь, мимо проезжали, молочка купить хотели. Слышь, Фрол, молочка. А нет его, спасибо тебе, значит. И машину всю изуродовали, вот и второе спасибо на подходе.

Народ возле разбитого, исковерканного до неузнаваемости жигуленка задумчиво чешет затылки. Совещается о чем-то. Наконец к нам выдвигается маленькая делегация из трех человек.

– Звиняйте, пацаны, – басит крепкий широкоплечий дядя с пудовыми, наверно, кулаками, – обознались. Готовы, так сказать, возместить убытки. Сто пятьдесят штук устроит?

– А-а… – открываю рот. – Сто?..

– Сто пятьдесят. Мало? Ну, сто шестьдесят, не больше. Машина-то у вас старенькая, никудышная.

– Ништяк, братан. – Дейзи на высоте, уже прикинул выгоду. Подсчитал, взвесил, измерил. – Мы согласны.

Я молчу. Сто шестьдесят тысяч за такую рухлядь, как эта несчастная "пятерка"? Судьба определенно зачислила нас в любимчики. Надолго ли?

– Лады, – подводит итог здоровяк. – Обождите немного, через часик принесем деньги-то.

– Заходите давайте, – говорит Гриша, – не здесь ведь ждать будете?

Конечно, нет, думаю. Что за деревня ненормальная? – маньяк на маньяке.

– Угу, непременно. – Денис тянет меня за рукав: пошли, мол. – Тут всех, что ль, гостей так встречают?

– Ну… бывает, – уклоняется от ответа хозяин.

– Часто бывает? – настаивает толстый. И че ему неймется?

– Когда как.

На этот раз сидим уже в зале, смотрим телевизор, приличный такой, внушительный, явно не из дешевых. Каналов – до черта и больше. Я лениво щелкаю пультом, перебираю наугад.

– Спутниковая антенна, – объясняет Григорий. – Купил вот годика два назад, жена просила, – и, предвосхищая следующие вопросы, продолжает: – В городе она сейчас, Наташка-то, родителей навещает. Ну и дела кой-какие: выиграли недавно в лотерею то ли кухонный гарнитур, то ли спальный. Забрать надо, тут же недалеко, километров девяносто-девяносто пять. Наймет фургон и привезет.

– Правильно, – соглашаюсь я. – Кухонный гарнитур в хозяйстве не помешает.

Обещанные деньги принесли спустя часика полтора, вручили толстую пачку пятисотенных. Считать будете? – спросили. Дейзи не поленился – проверил, минут пять возился. После весь этот ворох бумажек в карман сунул, у него карманов на джинсах штук десять, наверно. Всё честно, говорит, мужики, претензий нет. А тот, что с пудовыми кулаками, улыбается и пивка выпить предлагает – типа мировая. Сначала в баньку, потом, значит, пиво. Я отказался, а толстый пошел: любит он на халяву-то.