Царская дыба

вым телегам и саням – а встречались на дороге и сани, и волокуши. Отчасти благодаря вертлявости коней, отчасти благодаря черной рясе государева человека, но опричнику постоянно удавалось обнаружить впереди достаточный просвет, куда можно направить коня широкой грудью и провести за собой обоих спутников.

Однако, как ни торопился Зализа, но в ворота Москвы они въехали уже затемно. Опричник понял, что в Посольский приказ ехать поздно и повернул к дому своего друга, благо жилище Андрея Толбузина посещал не раз, и как найти его помнил хорошо.

В Москве завсегда все получается не по общерусскому обычаю, и боярские дети здесь – отнюдь не мелкие помещики, способные вывести на смотр только себя, да пару сыновей али оружных смердов, а привеченные царским вниманием знатные вельможи, способные походя купить или растратить имения размером со всю Северную Пустошь. Потому-то и жил боярский сын Толбузин не в малой избушке вблизи подмосковного монастыря, а возле кремля, в обширном дворе, выпирающем наружу прочными бревенчатыми стенами.

Ворота двора были уже замкнуты, но Зализа, спешившись, громко застучал кулаком в ворота.

– Кто боярина беспокоит в такое время? – послышался вскоре сонный голос.

– Государев человек Семен Зализа из Северной Пустоши приехал! – крикнул в ответ опричник.

– Государев, государев... – без всякого почтения, но тихонько буркнул привратник, а потом уже во весь голос прокричал: – Боярин Толбузин почивать изволят. Завтрева приходите!

– Доложи немедля! – потребовал Зализа. – Не то быть тебе завтра же на конюшне поротым нещадно. А ну, доложи!

– Почивает, сказываю, барин... – уже не так уверенно откликнулись из-за ворот.

– Ты еще здесь? – грозно удивился опричник. На некоторое время за воротами стало тихо, но вскорости тяжелые створки скрипнули и стали расходиться.

– Ты ли это, Семен? – якобы почивавший боярский сын Толбузин стоял сразу за воротами, одетый в алые сапоги, красные атласные шаровары и кубачовую рубаху. На плечах лежала тяжелая соболья шуба, крытая сверху багровым сукном с шелковыми вошвами и густой синей вышивкой.

Зализа, ведя в поводу коня, переступил границу двора и тут же был заключен в крепкие дружеские объятия.

– Зализа! Воевода наш северный, свенов и литовцев о прошедшие два года побивший?! Ну, порадовал, порадовал, – боярский сын говорил громко, словно слова его предназначались не гостю, а кому-то еще, невидимому в сумерках неосвещенной улицы. – Какими судьбами в стольном граде?

– Крамола супротив государя служилым человеком услышана была, – кивнул в сторону Росина Зализа. – В Посольский приказ привез, но засветло не успел...

– Немедля в поруб крамольника! – грозно рыкнул Толбузин, и дворня, словно собачья стая, кинулась сдергивать Константина с седла. Председатель “Черного шатуна” не особо и сопротивлялся, а потому задачу свою смерды выполнили быстро и с честью, быстро поволочив пленника вглубь двора.

– А это воин мой, Нислав, – на всякий случай предупредил опричник, указывая на потянувшегося