Царская дыба

аюсь оставить его еще лет на двадцать. Я доведу вас до границы и отпущу на Русь, если вы сохраните мое тело в целости и сохранности.
* * *

Замкового начетника опять не нашли. Как сквозь землю провалился. А сам епископ заявил, что про казну свою ничего не знает, хранит ее начетник и никому про это не докладывает. Ему мало кто поверил, но пытать не стали. Отчасти потому, что обещали не трогать, а отчасти опасаясь, что не выдержав пытки, колдун созовет окрестную нечисть, предпочтя мукам смерть. Всю прочую дворню – и воинов, и челядь, загнали в подвал, в погреб, соседний тому, в котором сидели сами, и заперли там, задвинув засов и подперев парой высоких кухонных чурбаков.

Грабили обитель дерптского епископа на этот раз обстоятельно и рачительно, укладывая выбранное барахло на телеги. Собрали не только золото и серебро, но и самые красивые кубки и кувшины из меди и латуни, кое-какую одежонку и все оружие. Специально для Юли, которая после недельного стояния на кресте все еще не могла ходить, скатали в зале хозяина все ковры, а самого хозяина замотали в медвежью шкуру – дабы и не замерз, и не дергался понапрасну.

Караван из семи телег выехал из ворот рано утром, но двинулся не в сторону Псково-Печерского монастыря, где налетчиков наверняка ждали до сих пор, и где им пришлось бы прорываться силой, с вероятной необходимостью бросить добычу. Нет, Зализа приказал Прославу вести обоз на Пярсикиви, куда они и вышли тем же днем в поздние сумерки.

Разбежаться из рыбацкой деревни народ, вестимо, не успел, сопротивляться тоже не мог: ну куда засечному наряду в десяток престарелых латников супротив трех десятков крепких воинов кидаться? Позапирались в избах, понимая, что против топора либо тарана дверь все одно не защитит.

Но на этот раз нищета рыбацкая русских не заинтересовала ничуть. Гости лихие выбрали три баркаса покрепче, и принялись перегружать на них содержимое обозных телег. Среди прочего имущества выгрузили и дерптского епископа.

– Руки развяжи, – попросил священник Малохина. – Затекли, не чувствую совсем.

– А не учудишь?

– Да где уже теперь? – хмыкнул епископ. – Я свое слово выполнил, до границы вас довез.

– Кто кого?

– Инга! – окликнул певунью здешний правитель.

Девушка вывернулась из руки дядюшки, кинулась к нему и повисла на шее.

– Ты куда?! – кинулся следом Игорь.

– Оставь, Картышев, – покачал головой священник. – Дай хоть попрощаться...

– Ты на нее чары наведешь, а мне потом...

– Все равно увозишь! Попрощаться дай.

– Не подходи! – по змеиному зашипела, обернувшись, певица.

Игорь что-то недовольно буркнул, но оттаскивать племянницу силой не стал.

– С тобой хочу остаться, с тобой, – лихорадочно начала целовать лицо дерптского епископа певица.

– Я тебя найду, – пообещал правитель. – Обязательно. Услышишь мой голос – не бойся. Это я. Года через два сам найду. Или позову. Руки мне развяжи...

Инга повернулась к Сергею, выдернула у него из ножен косарь, располосовала стягивающие руки священника