Царская дыба

орь, поморщился, отчего следы ожогов на его лице пошли складками, словно смятый пергамент, дотянулся до прутьев, пощупал пальцами. – Это, например, полное дерьмо. Сыромятина. Прослав, у тебя от моего капронового шнура нитки еще остались?

– Несколько штучек, боярин, – мужик сунул руку за пазуху и вытянул клубок, явно закаченный себе на потом, в хозяйство.

– Отлично, – Картышев примерил расстояние между прутьями. – Если два вынести, то можно пролезть.

– Как? – подступил боярин Батов.

– Как обычно: двое подсаживают, остальные поодному вылезают.

– Вынуть как? – переспросил Зализа.

– Песок нужен. Лучше кварцевый, но тут не до жиру... – Игорь поднял с полу грязь, растер между пальцами, поморщился: – Могли бы и нормальную отсыпку сделать.

Он поплевал на нитку, обмазал грязью и перекинул через крайний прут. Принялся старательно елозить нитью туда-сюда, временами снимая ее, поплевывая и добавляя поднятого с полу песка. Где-то через час, устав, скинул нитку и попросил опричника:

– Посмотри, Семен Прокофьевич, видно чего-нибудь?

– Блестит, – заглянул сбоку Зализа. – Начистил ты его, как шишак перед царевым смотром.

– Экий ты... – Картышев, похоже, хотел добавить пару слов, более привычных для двадцатого века, но сдержался. – Это означает, что абразив снял верхний, окислившийся слой металла. То есть, малехо потоньше прут уже стал.

Зализа недоверчиво покачал головой, ковырнул блестящую полосу ногтем и вдруг оживился:

– А ведь верно Игорь Евгеньевич сказывает, есть царапина! – потом снова погрустнел: – Только сколько времени нам этак елозить придется?

– А ты куда-то торопишься, Семен Прокофьевич? – подошел к окну Костя Росин. – Давай-ка, Игорь, я теперь поработаю.

– Не, это не дело, – покачал головой Картышев. – По одному прутику мы и вправду до осени ковыряться станем. Давайте так: встаем четверо, каждый берет по нити, два соседних прута трем сверху и снизу. И человечка у окна, песок добавлять, да наружу выглядывать, от греха. Как устанем, меняемся. Нужно только нити длинные брать, чтобы не у самого окна стоять, а в глубине подвала. Тогда снаружи, со света, не видно будет, чем мы тут занимаемся. А нитки и так тонкие. Заметано? Прослав, гони мои нитки!

Поначалу пленники взялись за работу без особого азарта, не столько с надеждой на успех, сколько от вынужденного безделья. Однако к вечеру выяснилось, то им удалось “протереть” прутья больше, чем на толщину ниток, и теперь Картышеву пришлось даже успокаивать излишне рьяных работников:

– Силу! Силу не применяйте! Нитку порвете. Тут дело не в силе, а в частоте движений. И песок не забывайте добавлять. Помните, это не нитка железо режет, это абразив работает. Без него толку не будет.

Стража относилась к пленникам, как к скотине – впихивала один раз в день большое корыто с какой-то овощной баландой, кадку воды, и больше не появлялось. В качестве отхожего места приходилось использовать дальний угол подвала, хлебать варево прямо из корыта – благо хоть ложки были у каждого