Канал имени Москвы

— Ну, что стоите? Идите к нам. — Под пышными, с рыжеватым отливом усами вождя пряталась ласковая улыбка, а в мудрых проницательных глазах озорной искрой всё же горела добродушная лукавинка. — И знаете что: не забивайте себе голову всякой ерундой. Вот, вы же здесь… Ну, идите, присаживайтесь. Не укусим.

При последних словах очкарик в мягкой шляпе весело прыснул. Однако взгляд его оставался холодно-бесстрастным. Шатуну были хорошо знакомы подобные взгляды: в любую следующую минуту они, как по запросу, могли выдать абсолютно всякую эмоцию. Талантливый актёр и вероломный охотник, сведущий в мастерстве, извращенец, большая умница и садист-прагматик, так и не утративший мечтаний юности.

Шатун подумал, что обстоятельства требуют от него приветствия, но губы будто слиплись. И потом, он не мог выбрать правильное слово — вроде «здравствуйте» отдавало некоей двусмысленностью.

— Я… не знаю, как себя вести. Извините меня, — попросил Шатун.

— С вождями народов или с покойниками? — весело пожурили его. — Как видите, оба утверждения оказались неверны. Или, если хотите, неполными.

Очкарик снова хмыкнул, но взгляд теперь сделался подбадривающим, и в нём появилось что-то личное. Так обычно смотрят на тех, в ком признали своего.

«Вот комедиант», — мелькнуло в голове у Шатуна.

И тут же хозяин стола добродушно рассмеялся:

— Вы, товарищ Шатун, прямо как раскрытая книга! В которой, однако, есть несколько тайных страничек.

Шатун провёл языком по внутренней стороне плотно сжатых губ: точно так же, как раскрытую книгу, некоторое время назад он читал Юрия Новикова.

— Ну, ладно. — Вождь дружелюбно махнул рукой. У него оказалась некрупная, пухлая, как у ребёнка, ладошка с тонкими пальцами и очень чистыми отполированными ногтями. — Давайте, что там у вас?

Он чуть развёл большой и указательный пальцы, и Шатун с удивлением обнаружил, что последний нацелен на его музыкальную шкатулку, словно это была папка с докладом. Шатун протянул шкатулку, как его и просили, маленькая рука немедленно ухватилась за неё, ощупывая, и Шатун увидел, как в полированном ногте мелькнула капля солнца.

— Присаживайтесь, — бросил вождь, занимаясь шкатулкой. — Выпейте бокал вина!

— Я лучше так, — признался Шатун.

— Вы ставите меня как хозяина в неловкое положение. Прошу! Иначе и мне придётся встать. — Шатун протестующе поднял руки, но вождь, усмехнувшись, уже продолжал: — Вино натуральное, виноградное. У вас такого, х-м-м… не достать.

— Это точно… — согласился Шатун, однако прерывая себя на фразе.

Поступая, как ему велено, он осторожно уселся на краешек отодвинутого для него стула. Прервал же он себя, потому что понял, что совершенно не знает, как ему обращаться к хозяину. «Товарищ Сталин»? Ну, это вроде бы нелепо. «Второй» — как его называли на канале? «Товарищ Второй»? Но это вроде бы ещё нелепей, к тому же какой же он второй?

— Ну что ж. — Хозяин бросил взгляд на стоявшего рядом комедианта-очкарика. — У товарища Шатуна есть несколько дельных предложений. И ему требуется кое-кого найти. Х-м-м… в тумане. История запутанная. Но найти надо. Как думаешь, Лаврентий, сможем помочь?

— Скажи, Иосиф, а есть ли что-то, чего мы не сможем? — откликнулся тот вопросом на вопрос.

«Иосиф, — подумал Шатун. — Его зовут Иосиф! Действительно, как Древнего Праотца».

— Не торопись, — с улыбкой отмахнулся хозяин.

Теперь он смотрел на Шатуна ещё веселей; хитроватоозорные и такие хорошие морщинки разбежались от уголков его глаз, что Шатун испытал нечто, смутившее его. Какую-то смесь признательности и чего-то такого, что ему не хотелось бы анализировать. Чего-то, откликающегося на безграничную ласку, светящуюся из-под этих пушистых бровей.

— Лаврентий Палыч у нас порой бежит впереди паровоза. Вот и приходится за всем приглядывать самому. Ведь так же и у вас, товарищ Шатун, на вашем фронте работы?

Шатун согласно кивнул. С этим не поспоришь. И тогда хозяин сказал:

— Ответьте мне только на один вопрос: кто придумал эту ерунду про мёртвый свет?

Шатун вскинул на хозяина удивлённый взгляд. И… он не знал ответа на этот вопрос. Так повелось. Если только Вождя в действительности интересовал ответ.

— Взгляните вокруг, товарищ Шатун, — продолжал тот. — Взгляните внимательней. Неужели всё это кажется вам более мёртвым жизни у вас? Неужели это незакатное солнце юности и эта песенка, что сейчас затихает вдали, восхитившая вас песня о свежести утра, что пробуждается в крови каждого человека, кажутся вам более мёртвыми, чем жизнь в полном и непроглядном тумане?

6

Шатун не вернулся через два часа. И не вернулся через два дня. К тому моменту, как позвонила Раз-Два-Сникерс и устроила Фоме выволочку, заодно сообщив, что вроде бы вычислила нужную лодку, времени прошло поболее. А потом события начали развиваться, как растущий снежный ком, что они в детстве пускали с горок.

Но Шатун не появлялся, словно его всё это не касалось. Происходящее же всё больше стало походить на панику. По крайней мере, от распоряжений, спускаемых из полицейского департамента, действительно попахивало паническим настроем.

Кто-то разгромил «Лас-Вегас». Прямо под носом у Трофима. Заносчивому жлобу неплохо утёрли нос. Вроде бы никаких следов, хотя становится совершенно очевидным, что полиция неуклюже что-то скрывает. И ещё эта нелепая история с попыткой задержания Хардова, безмятежно прогуливавшегося у третьего шлюза. Над этим потешался весь канал, и Фома даже не знал, какую из двух новостей обсуждают больше.

А потом, как гром среди ясного неба (хотя этот гром давно уже ожидался), пришла весть, что лодка «Скремлин II» с Хардовым на борту действительно появилась. Более того, находится в двух шагах от них: экипаж лодки как ни в чём не бывало проходил шлюз № 4.

Приунывший Фома пошёл посмотреть, как там обстоят дела. Насосную станцию он теперь решил обойти по дуге, нечего туда приближаться лишний раз.

«Надо вытаскивать босса, — думал Фома. — Всё ж пять дней уже там на одной воде. Явно ослаб. Слабеет он после своих этих… визитов. Если навалимся всей кучей — совладаем».

Фома вспомнил эту странно-далёкую, на грани слуха, маршевую музыку, от которой почему-то мурашки бежали по спине, и ещё более невероятные и потому пугающие стоны самого Шатуна, и совсем скис.

«Не знаю, где черти носят Раз-Два-Сникерс, по всем прикидкам ей давно уже было пора появиться, — размышлял Фома, — но босса надо оттуда извлекать. Потом сам спасибо скажет».

Что-то не увязывалось: Шатун заверил, что если сложится какая-то по-настоящему опасная ситуация, то он узнает про это ещё пораньше всех. И вот Хардов здесь. И судя по всему, на всех парах шпарит дальше, но… Дверь насосной станции не открылась, Шатун не появился на пороге, чтобы отдать распоряжения. Они парализованы — и в довершение ко всему Раз-Два-Сникерс, чьи решения сейчас необходимы как воздух, куда-то пропала. Фома поднялся на обзорный мостик диспетчерской башни шлюза № 4 и убедился, что попал на чужой праздник. Гиды приветствовали Хардова как героя. Полицейские угрюмо молчали. С документами полный порядок, оснований для задержания никаких. Фома не знал, как к этому относиться, но усмехнулся и подумал, что на самом деле всегда уважал Хардова. Ну, что ж поделать: с «зелёной» картой от Тихона его лодка не подлежит досмотру. И если на шлюзах Длинного бьёфа, полностью подконтрольных полиции и людям Шатуна, на таком досмотре всё же можно было настоять, то тут… и думать забудьте.

«А ведь он всё знал. Он так об этом и говорил. — Фома вдруг почувствовал какой-то неприятный холодок под ложечкой и, сам того не сознавая, бросил взгляд на станцию „Комсомольская“. — Этот сукин сын Шатун всё знал наперёд. Хардов появился, и всем пришлось только утереться».

Всё же у Фомы был намётан глаз, и он решил зафиксировать свои наблюдения. Помимо самого Хардова, Вани-Подарка на руле и гребцов на баках, ещё в лодке «Скремлин II» находилась красивая рыжеволосая женщина. Фоме хорошо было известно, кто она такая. Когда-то рыжеволосая здорово подцепила его. Не в том смысле, что Фома влюбился, но желал он её сильно. Об этой бывшей танцовщице, а ныне покладистой жёнушке одного из богатейших дмитровских купчишек, каких только слухов не ходило.