Луна над Сохо

В унылые старые времена в обычном баре, где собирались копы, на полу лежал линолеум, стены были облицованы деревянными панелями, потемневшими от табачного дыма, а медные детали отделки считались антиквариатом исключительно потому, что их просто никто никогда не менял. Но время не стоит на месте, и теперь здесь в зале на втором этаже вполне можно заказать жареных колбасок в луковом соусе с картошкой. Они очень хороши с сидром «Скрампи Джек» — а после тяжелого утреннего допроса так и вовсе самое то.

Стефанопулос заказала картофельный суп, салат с рукколой и порцию односолодового виски. В углу я заметил установку для караоке и спросил, часто ли ею пользуются.

— Это вы не бывали здесь на соревнованиях, — хмыкнула Стефанопулос. — Отдел по досмотру клубов против отдела охраны памятников культуры и искусства. В прошлый раз они вошли в такой раж, что даже подрались, и с тех пор песню «I will survive» тут петь запрещено. Ну, теперь расскажите про ваше расследование.

И я рассказал ей о погибших джазменах и о том, как пытался найти существо (или существ), которое ими питается.

— Джазовые вампиры, значит, — протянула Стефанопулос.

— Зря я придумал это название, — сказал я.

— Как думаете, что от них нужно нашему магу?

— Не знаю, — покачал я головой. — Изучить, подчинить себе — трудно сказать, у нас слишком мало информации.

В этот момент один из подручных, а именно констебль с довольно кислым лицом, принес сержанту Стефанопулос подписанный ордер на обыск. Она дождалась, когда он уйдет, и только потом поинтересовалась, по какой схеме я планирую провести обыск.

Если коп не намеревается просто прийти, постучать в дверь и вежливо попросить разрешения войти, то способов проведения обыска остается всего два. Первый — это традиционный взлом двери и пробежка по помещениям с воплями «Полиция!» и «Ни с места!» и избиением всех, кто не лег на пол по первому твоему приказу. У второго способа официального определения нет. Он заключается вот в чем: группе в штатском нужно тихо подобраться ко входу в здание, постучать и целеустремленно проникнуть внутрь, подобно толпе крайне бесцеремонных торговых агентов. Я учел, что мы не знаем, с чем придется столкнуться, и предложил второй вариант.

— И держите наготове еще несколько человек, на всякий случай, — добавил я.

— Легко вам говорить, расходы-то не ваш отдел понесет, — буркнула сержант Стефанопулос. — Кто пойдет первым? — спросила она, допив скотч.

— Я.

— Исключено.

В итоге мы договорились войти в здание вместе.

В пятидесятых и шестидесятых годах недвижимость в Сохо стоила очень дешево. В самом деле, кто же захочет жить в грязном задымленном центре? Средний класс рвался на зеленые окраины, рабочий расселяли в новостройки в трущобах Эссекса и Хартфордшира. Последние позже назвали «новыми городками» — потому что слово «бантустан» [47] тогда еще не придумали. Основу общего фонда зданий составляли дома в стиле эпохи регентства. Их перепланировали под квартиры и маленькие магазинчики, в подвальных этажах устроили клубы и бары. Как только цены на недвижимость стали расти, застройщики раскупили участки, пострадавшие от бомбежек, сровняли с землей брошенные дома и возвели на их месте бесформенные бетонные глыбы, благодаря которым семидесятые и признаны временем ярчайшего взлета современной британской архитектуры. Но, к вящей досаде поборников футуризма, сокрушить Сохо было не так-то просто. Долевое владение, старое доброе английское упрямство и откровенное взяточничество в совокупности препятствовали бурной деятельности застройщиков до той поры, пока их странное стремление превратить центральные районы британских городов в общественные туалеты на открытом воздухе не утихло само собой. Однако застройщики — народ пронырливый, и один из их хитрых приемов — бросить купленное здание, чтобы оно само полностью обветшало и годилось только под снос.

Примерно так и выглядела наша цель на Брюер-стрит — зажатая между мини-маркетом «Фуд Сити» и секс-шопом. По сравнению с ними здание выглядело совсем заброшенным. Грязные окна, потемневшие стены, облупившаяся краска на входной двери. Кстати, в процессе оформления ордера на обыск подручный Стефанопулос заглянул в реестр имущества и обнаружил, что здание находится в долевом владении. Ждать, пока нам дадут разрешение на осмотр некой одной его части, мы не могли, поэтому оформили ордер на все здание целиком.

Перед началом операции мы целый час сидели в серебристом «Опеле Астра» без опознавательных знаков, припаркованном неподалеку, и наблюдали за входом. Так, на всякий случай. Никто не входил и не выходил, и сержант Стефанопулос, проверив готовность всех участников операции, скомандовала начинать.

Мы вышли из машин и осторожно, крадучись преодолели оставшиеся до входа сто метров. Там один из спецзназовцев, взяв сорокафунтовый стенобитный таран, одним отточенным ударом вынес дверь. Другой вошел первым, выставив перед собой прямоугольный щит из пуленепробиваемого пластика. Третий приготовил короткоствольное ружье на случай, если в доме есть собака. Обычно мы о таких вещах стараемся умалчивать, ибо это настраивает общество против полиции.

За ними вошли и мы с сержантом Стефанопулос — и да, считалось, что мы вошли первыми, поскольку не принадлежали к группе быстрого реагирования. Под куртками у нас были бронежилеты, на поясах — телескопические дубинки. За дверью обнаружился коридор без окон. В конце его с левой стороны была запертая дверь, а с правой — лестница вниз. Мои поиски выключателя были вознаграждены: коридор осветился тусклым светом сорокаваттной лампочки, свисавшей с потолка без всякого плафона. На стенах были допотопные обои в красно-золотую завитушку, повсеместно отклеивающиеся под потолком.

Сержант Стефанопулос, хлопнув по плечу кого-то из спецназовцев, указала ему на закрытую дверь. Снова удар тараном, еще один выход парней со щитом и ружьем, потом за ними последовали несколько сотрудников отдела убийств, а с ними и представители местной Группы боевого содействия. Их делом было зачистить верхние этажи здания. Мы же со Стефанопулос направились вниз.

Я посветил фонариком в темную глубину лестничного пролета. Ступеньки покрывал износостойкий палас с коротким ворсом — такой часто стелют в кинотеатрах и детских садах. Он тоже был красно-золотой, в тон обоям. У меня вдруг возникло сильное недоброе предчувствие, которое могло быть вестигием — а могло и просто естественным нежеланием спускаться по темной лестнице в зловещую неизвестность.

Было слышно, как спецназовцы поднимаются, топоча, словно стадо слонов на лесопилке. Стефанопулос посмотрела на меня, я кивнул, и мы начали спускаться. У ГБС мы одолжили пару сверхмощных фонарей для работы под землей, и их яркие лучи осветили билетную будочку на лестничной клетке. Рядом с ней в нише находилась стойка, за которой зияла черная бездна — я уповал на то, что это просто вход в раздевалку.

Медленно и осторожно я шел вниз по ступенькам, держась рядом со стеной, так, чтобы видеть максимум пространства впереди. Мне отнюдь не хотелось, чтобы кто-нибудь внезапно выскочил навстречу. Следующий пролет вел совсем в другую сторону, напротив билетной кассы была дверь с табличкой «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Пахло плесенью и отсыревшим ковром, и это почему-то обнадеживало. Перегнувшись через стойку, я посветил фонарем в глубину раздевалки и увидел узкое помещение в форме буквы Г, а в нем — рейки с пустыми крючками для одежды. Я перелез через стойку и вошел в раздевалку. Здесь не было ни забытых плащей, ни сумок, только на полу валялись бумажки. Я поднял одну. Это оказался отрывной корешок билета. Я вышел из раздевалки через дверь для персонала и снова оказался на лестничной площадке. Стефанопулос с тревогой смотрела на меня сверху.

— Что там?

Я только помотал головой. Она щелкнула пальцами, и двое детективов из отдела убийств, прихватив перчатки и пакеты для вещдоков, принялись осторожно спускаться. Одним из детективов оказалась молодая сомалийка в кожаной байкерской куртке и дорогом шелковом черном хиджабе. Поймав мой взгляд, она улыбнулась и прошептала: