Anamnesis vitae. (История жизни).

— Добрый ты, лейтенант, — пробормотал я, ежась и вспоминая, как выпадал из машины.

— Мудрый я, — скромно констатировал Михалыч, — и Кешку знаю как облупленного.

Дорога резко свернула направо и за лесополосой открылась деревня.

— Приехали. Вот они, наши Кобельки! — с улыбкой и даже, как мне показалось, с некоторой гордостью объявил лейтенант.

Кобельки не производили впечатления мегаполиса. На берегу здоровенного озера — пара десятков домов (или изб, как там правильно-то?); в геометрическом центре деревни — непонятное строение с колоннами по фасаду и неразличимой отсюда вывеской. Поодаль особняком стояли небольшая церковь и приземистое одноэтажное здание, сильно смахивающее на барак.

— А вон и больница! — палец участкового указывал аккурат на него.

Я вздохнул. А чего, собственно, можно было ожидать от сельской участковой больницы? Бревенчатый барак, построенный по проекту местного архитектора дяди Пети еще в прошлом веке… Впрочем, вряд ли — такая хибара столько не простоит.

— Больница была построена в конце девятнадцатого века! — гордо заявил Михалыч.

Я присвистнул: надо же, умели предки строить!

— Правда, сначала она была конюшней… — закончил экскурс в прошлое лейтенант и, зарулив в просторный больничный двор, остановил машину перед покосившимся крыльцом.

Главврач Светин П.П. прибыл в свои владения.

— Ну, Палыч, удачи тебе. Знакомься пока с персоналом, осваивайся, а я в район поеду. Узнаю, что там на вскрытии. А ты — принимай хозяйство! — участковый несколько раз нажал на клаксон.

«Воронок» противно крякнул. Дверь с гордой надписью «Приемное отделение» распахнулась, и из полумрака древнего строения повалил народ.

Спустя минуту перед крыльцом выстроилась неровная шеренга встречающих в количестве пяти голов. Во главе строя оказался приземистый мужичок лет тридцати, облаченный в явно большой ему белый халат.

— Здравствуйте, доктор! А мы вас ждали! — радостно улыбаясь, прокричал он.

Я опомнился и выпрыгнул из машины. Мужичок тут же оказался рядом, вцепился в мою руку своими обеими и принялся энергично ее трясти:

— Позвольте представиться: Антон Иваныч, здешний фельдшер. А вас как величать? Вы не представляете, как мы рады, пятый год уже без доктора! Нам как из района-то позвонили, что вы едете, так мы даже и не поверили сначала. Думали, может, шутит кто. Ан нет, не шутили, оказывается. А вы к нам как: насовсем, или…

— Или! — я решил прервать словесный поток восторженного фельдшера. — Я к вам на два месяца, по направлению облздравотдела. А величать меня — Пал Палыч Светин.

— Очень приятно! — улыбнулась мне красивая статная дама лет сорока-сорока пяти, тоже при халате. — А я — Мария Глебовна, акушерка. Семья-то с вами не приедет?

Я улыбнулся в ответ и отрицательно покачал головой. Попытка выяснить мое семейное положение была весьма прозрачной, но эффективной:

— Не женат я. Пока. Так что семья не приедет ввиду отсутствия оной.

— Как же так: такой интересный мужчина — и не женат?! — радостно возмутилась Мария Глебовна и медленно пошла на меня грудью (весьма нешуточной, надо заметить!). — Так мы это поправим!

— Машка, доктор, ежели захочет, сам все поправит! — Между мной и надвигающейся акушеркой возникла маленькая, худющая пожилая тетка. В белом халате, разумеется.

Решительно отпихнув распаленную Марию Глебовну, спасительница обернулась ко мне:

— Вы, Пал Палыч, не тушуйтесь. Машка — она завсегда так: как увидит нового мужика, так начинает ему глазки строить. А уж неженатому-то и подавно!

— Очень обидны мне слова ваши, Клавдия Петровна! — классической фразой попробовала возмутиться акушерка, отнюдь не выглядящая обиженной. Скорее наоборот: в улыбающихся темных глазах Марии Глебовны резвились озорные чертенята.

Я вздохнул про себя: эх, была бы она помоложе лет эдак на двадцать…

Клавдия Петровна небрежно отмахнулась от нее рукой, будто от назойливой мухи, и потянула меня за рукав:

— Идемте, доктор, я вашу квартирку покажу. Устали, поди, с дороги-то!

— Квартирку?! — изумился я. — А что, разве она здесь?

— А где ж ей еще-то быть?! — в свою очередь удивилась моя провожатая. — У нас доктора испокон веку при больнице жили. На всем готовом.

Я опасливо покосился на исторический барак-конюшню. Ну-с, положим, лошадям когда-то здесь жилось неплохо. Наверное. Но я-то — не конь! Провести два месяца в стойле как-то не улыбалось.

— А… других вариантов никаких нет? — осторожно поинтересовался я.

Клавдия Петровна жалостливо посмотрела на меня.

— Да откуда ж им взяться-то? Гостиницы у нас тут отродясь не бывало… Есть, правда, в деревне пара-тройка пустых изб. Так они заброшены давно, разорены. Жить там нельзя… — она задумалась и окинула взором выстроившийся личный состав больницы. — Если только на постой к кому?

Мария Глебовна с четкостью кремлевского курсанта шагнула вперед.

— Очень правильная мысль! — одобрила она.

Я икнул и поволок Клавдию Петровну внутрь:

— Ладно уж, показывайте вашу квартирку!

Жилплощадь оказалась вполне сносной. Большая светлая комната, обставленная разномастной мебелью. Здесь было все необходимое, но до глубины души меня тронула огромная широкая кровать с резными деревянными спинками. Я подошел и потрогал резьбу пальцем:

— Это что, кто-то из пациентов из музея спер?

Клавдия Петровна оскорбилась:

— Да бог с вами! Это подарок. Пару лет назад мы цыганского барона лечили. От пневмонии. Так он вылечился, уехал, а потом вот это чудо прислал. Мы думали-думали, куда его определить, да так ничего и не придумали. Так и стоит здесь с тех пор.

Я уселся на кровать и попрыгал на ней. Матрас приятно пружинил. Пожалуй, подарок неведомого барона сможет в какой-то мере скрасить мои серые будни в этой дыре.

— А удобства? — задал я главный вопрос.

— Чего? — озадачилась фельдшерица.

— Удобства, говорю, где?

— А, это сортир, что ли? — осенило Клавдию Петровну.

Я смущенно кивнул. Слово «сортир» отчего-то порождало во мне странную ассоциацию с дыркой в земле:

— Э-э… ну да. И еще душ.

— Есть, есть, как же! Вот, рядышком тут, в коридорчике: специально отдельный сделали для доктора. И сортир, стало быть, и душ с ванной. Окромя вас, Пал Палыч, никто не попользуется!

Я вздохнул с облегчением. Бегать по нужде за пару сотен метров в типовое деревянное строение, похоже, не придется. И то славно.

— Часы тоже от щедрот барона? — поинтересовался я, указывая на роскошные напольные часы с маятником, заключенные в резной деревянный корпус.

Маятник почему-то висел неподвижно. Весь прибор создавал впечатление очень древнего и ценного.

— Нет, откуда часы — никто не помнит. Скорее всего, из старой барской усадьбы.

— А почему стоят?

Клавдия Петровна таинственно улыбнулась, подошла к часам и открыла корпус:

— Механизма-то нет! Как им идти?

— Логично! — подтвердил я, заглядывая внутрь.

Механизма и в самом деле не было. Маятник и гири висели на гвоздиках, вбитых изнутри в заднюю стенку корпуса.

— Зато красиво! — гордо заявила Клавдия Петровна.

Я кивнул и аккуратно закрыл дверцу часов. Красиво, тут не поспоришь.

— Ой, я же так и не представилась! — вдруг вспомнила моя новая сослуживица.

— Вы — Клавдия Петровна, это я уже и так знаю! — успокоил ее я.

— Ну да. Фельдшерица я. Двое нас тут, фельдшеров: Антошка… ну, Антон Иваныч который, да я. Машка — акушерка. Еще две санитарки имеются: Инка и Нинка…

— Это мы! — хором подтвердили две толстушки, возникшие в дверях.

— Ага, вот они. Инка с Нинкой еще и готовят для больных, поварихи по совместительству, стало быть.

— Мы и для вас готовить будем, Пал Палыч! — обнадежила меня Инка. Или Нинка?

Я благодарно кивнул. По крайней мере, с голоду я тут не помру. Судя по комплекции поварих, готовили они много и сытно.

— Итак, Клавдия Петровна, подведем итоги. Всего в больнице я насчитал пять душ персонала: вы, Антон Иваныч, Мария Глебовна, две санитарки, они же поварихи… Никого не забыл?