Anamnesis vitae. (История жизни).

— Поехали! — я поднялся и полез в опротивевшую кабину.

…Зациклившись на ключевом слове «брод», я совершенно пропустил мимо ушей упоминание о поездке через лес. А зря.

«Уазик», виляя, несся между деревьями, подпрыгивая на многочисленных корнях. Кешка, оскалившись в неподвижной улыбке, пялился в лобовое стекло, лихо уворачивая машину от несущихся навстречу сосен, берез и прочей поросли (ездить деревья совершенно не умели!).

А я вжался в кресло, вспоминая все хорошее, что было в моей короткой жизни. И заодно гадал, какое из набегающих деревьев стукнет меня в лоб. Один раз, но сильно.

Просить водителя снизить скорость было бесполезно, это я уже понял: Кешка умел вести машину, только вдавив педаль газа до упора. Что такое тормоз, он представлял весьма смутно. Смирившись с судьбой, я закрыл глаза: одним доктором больше, одним меньше — какая, в сущности, разница!

— А вот и озеро! — радостно проорал Кешка мне в ухо.

Я встрепенулся и поднял веки. Последнее дерево со свистом пронеслось по правому борту — и лес кончился. Прямо перед нами и впрямь оказалось небольшое круглое озерцо.

— Ключевое. Озеро Ключевое, называется так! Тут со дна родники бьют, вода жуть какая холодная! — пояснил водитель.

— Однако же купаются! — заметил я.

— Кто купается? Палыч, тут и метра не проплывешь, судорогой скрючит! Вода — ледяная! — возмутился Кешка.

— Купаются! Вон, гляди! — упрямо стоял я на своем, показывая вперед.

На берегу пестрым блином валялась одежда. А ее хозяин, вернее — хозяйка, обнаружилась метрах в пятнадцати от берега. Женщина лежала на воде, раскинув руки и ноги, и опустив лицо вниз.

Кешка присвистнул:

— Во дает баба! Не всякий мужик в Ключевом окунуться решится, а этой — хоть бы хны!

— Не хоть бы хны, Кеша! — пробормотал я, всматриваясь в распластанную неподвижную фигуру в озере. — Давай-ка к берегу! Быстрее!

Водитель искоса взглянул на меня и крутанул руль. «Уазик» рванул к озеру. В считанные секунды машина преодолела оставшиеся метры и, вздымая фонтаны брызг, понеслась по мелководью к лежащему впереди телу. В том, что это именно «тело», я уже не сомневался.

Кешка ударил по тормозам. Я распахнул дверцу и, не разуваясь, спрыгнул в воду. И тут же невольно охнул, ноги до колен обожгло холодом: вода в Ключевом и впрямь была ледяная.

— Палыч, она, кажись, мертвая? — несмело предположил мой шофер, тоже выпрыгнув из кабины и остановившись над лежащей вниз лицом женщиной.

— Похоже, да. Помоги-ка! — я взялся за холодные плечи.

С трудом мы перевернули тело. Никаких сомнений теперь не осталось: женщина мертва, и уже давно. Лицо, грудь и живот утопленницы покрывали характерные багровые пятна. Я напряг память, вспоминая курс судебной медицины. Если ничего не путаю, трупные пятна появляются через два часа после смерти.

— Док, это что? — хриплым шепотом спросил Кешка, тыча пальцем куда-то вниз.

Я проследил взглядом и почувствовал, как ледяной холод, сковавший ноги, вдруг скакнул вверх и вцепился мне в грудь, заставив замереть сердце…

Трусики несчастной оказались спущенными до середины бедер. А чуть выше, между ног, виднелась синеватая, сморщенная, покрытая редкими волосиками головка младенца.

Кешка издал утробный звук и, зажав обеими руками рот, помчался к берегу. Я — за ним. Почти одновременно мы выбрались на сушу и упали на четвереньки.

Тошнило нас долго. Причем я совершенно не понимал, откуда во мне взялись такие резервы. Странным образом именно этот вопрос, а не наша страшная находка, завладел моим сознанием.

— Она что, в воде родила и утонула? — придя в себя, спросил Кешка.

Я пожал плечами.

— Там мелко, как она утонуть могла? Может, решила воды напиться, наклонилась, а тут схватки начались. Она от боли сознание потеряла, упала и захлебнулась. Может, сердце слабое было: не выдержало перепада температур… Или еще что. Вскрытие нужно делать. Экспертиза нужна. А так гадать — дело неблагодарное.

— И что нам теперь делать?

— Милицию надо вызывать.

— Участкового нашего, что ли?

— Наверное. Он же у вас тут всю милицию представляет?

— Ну да, он, Семен Михалыч. Суровый мужик! — с неподдельным трепетом сообщил мне Кешка.

— Так давай звать твоего сурового мужика. Вот только как? — вдруг озадачился я, поняв, что на ближайших соснах телефонов-автоматов нет.

— Так у нас же рация в машине! — небрежно пожал плечами Иннокентий и побрел по воде к «уазику».

Я оторопело поглядел ему вслед. Оказывается, у меня теперь есть доступ к передовым средствам связи?! В положении и. о. главврача Кобельковской сельской больницы начали появляться некоторые прелести.

Выйдя из ступора, я зашлепал вслед за Кешкой.

…— Как думаешь, Палыч, Нинка почему утонула? — Вопрос Семена Михалыча, прозвучавший после долгого молчания, заставил меня вздрогнуть от неожиданности.

— Трудно сказать. Молодая женщина, на вид здоровая, крепкая… Вскрытие, возможно, что-то прояснит, — выбираясь из задумчивости, пробормотал я.

И встрепенулся:

— Нинка?!

— Нинка Смурякова. Наша она, из Кобельков. Сразу после школы в область умотала, поступила в политех, кажется отучилась, да так в Нерограде и осталась. Замуж сходила ненадолго, потом развелась. В какие-то начальницы выбилась, к родителям в Кобельки редко заглядывала. Я ее последний раз года три назад видел, — объяснил участковый.

«Суровый мужик» Семен Михалыч оказался чуть старше меня. Длинный, худой парень в форме лейтенанта милиции приехал на место происшествия через час после нашего вызова. И тоже на «уазике». На классическом милицейском «воронке» с синей полоской по бортам, зарешеченной задней дверцей и даже с мигалкой на крыше.

Выслушав наш рассказ и скупо кивнув, участковый внимательно осмотрел тело и вернулся к своей машине. Негромко сказал что-то в рацию, выслушал ответ и ткнул пальцем в Кешку:

— Значит, так. Ты, Иннокентий, сейчас отвезешь труп в ЦРБ, в морг. Там уже в курсе…

— Михалыч, да ты что?! Не повезу я покойницу, не проси даже! Да и вообще… мне доктора надо доставить! — замахал руками мой верный водитель, бледнея на глазах.

— Доктора я сам доставлю.

— Все равно! Не повезу труп, хоть убей! У тебя машина есть, сам и вези! — храбро пискнул Кешка.

Семен Михалыч подошел к нему вплотную.

— Иннокентий! — ласковым тоном, от которого почему-то захотелось сходить повеситься в чаще, начал участковый. — Ну посуди сам, дружок, как я повезу? Лежачих мест у меня в машине нет, только сидячие. Ты видел когда-нибудь, чтобы трупы ездили сидя?

Кеша отрицательно помотал головой.

— И я не видел. Зато видел, как они ездят лежа. Вот мы сейчас все вместе, аккуратненько так, уложим покойницу на носилки в твою машину. В салон, стало быть. А ты, Иннокентий, сядешь в кабину и поедешь. В морге сдашь тело и мне доложишь по рации о выполнении. Вопросы есть?

Кешка икнул.

— Вопросов нет. Приступаем к выполнению первой части задачи. Док, ты нам поможешь?

Втроем мы в конце концов загрузили тело в салон «санитарки». Бледный Кеша сел за руль.

— Давай, Иннокентий! Мы в тебя верим! — ободряюще заявил Михалыч и с размаху хлопнул ладонью по борту «уазика».

Кешка вздрогнул и даванул на газ. Машина запрыгала к берегу и скрылась в лесу.

Участковый вздохнул и покачал головой:

— Молодежь… — философски произнес он.

Так мы и ехали с «суровым мужиком» — молча, думая каждый о своем, пока Михалыч не начал разговор про утопленницу.

— Долго едем. Кешка говорил, есть какая-то короткая дорога, через брод. А мы опять на грейдер выехали, — заметил я.

Участковый усмехнулся:

— Кешка, конечно, водитель хороший, спору нет. Но — безголовый. Ты, Палыч, построже с ним… и поосторожнее. Никогда, ни при каких обстоятельствах, не позволяй ему ехать «короткой дорогой». В лучшем случае — опоздаешь на пару часов. В худшем — очнешься в гипсе… если очнешься.