Запах разума (СИ)

Раздели Витьку, усадили на этот специальный стул, где хоть зубы рви, хоть что - и достали ещё одну банку с медузами. Те медузы, которых мы с Динькой выгружали, какие-то хвостатые, ёлки, бахрома на них в рассоле развевается, а эти - бесхвостые, круглые, плоские. Типа лепёшки прозрачной, такой полиэтиленовый студень тонким слоем. Только четыре кружка в середине, с монетку, синеватых.

Цодинг полез лапищей в рассол - и выловил оттуда медузу. И - ляп её на Витьку!

А Витёк - трёхэтажным, от неожиданности.

Холодная она же, ёлки. Мокрая.

И Динька ахнул. А Тёмка, вроде, как-то подался вперёд, будто что-то сказать хотел. Но не сказал, не успел.

Потому что Витька под медузой начал исчезать! Таять, блинский-то блин! Сперва сама медуза исчезла, а потом - евонная кожа! До мяса - и видно, как оно там всё...

Я уже собрался начать орать. Ну, ясно: вашу ж мать, вы что с человеком делаете-то? - всё такое... только Витька-то не орал. Охренел - да. Но - по морде видать, что больно ему не было. И кровь оттуда не текла, вообще говоря.

У него только глаза растопырились по пятаку - он на себя смотрел. Себе на бок. И все смотрели. А на боку у него уже мясо потихоньку исчезало. Сосуды виднелись, по которым кровь течёт, ещё какие-то штуки... а под этим всем уже рёбра просвечивали.

Тёма только и выговорил сипло:

- Виктор, ты как?

А Витёк так же сипло и ответил:

- Холодная, паскуда.

А в боку - дыра. Прям дыра. В форме медузы. И уже видно, как под рёбрами сердце вздрыгивается. Жуть. Прямо ком к горлу, ёлки - и блевать тянет.

А мы стоим, как три барана. В шоке, бляха-муха.

Только Цодингу, наверно, было плохо видно, или что - и он эту медузу взял и подвинул. Всего-навсего. Повыше.

И за медузой вся дыра съехала наверх - там постепенно начала исчезать Витькина шкура. А внизу - всё пошло обратно: сперва рёбра, потом мясо, а потом стало кожей затягиваться.

Динька осторо-ожненько палец протянул и потрогал. И выдохнул.

А Тёмка сказал:

- Да, господа, неожиданно. Мощная иллюзия.

- Мощная, - говорю. - Я тут им чуть всю лабораторию не разнёс, ёлки. Так тонну кирпичей, блин, можно отложить.

Только тут заметил, что чебурашки, вроде, удивились. Вроде не ожидали, что мы распсихуемся.

Нгилан говорит чё-то, типа:

- Разве страшно? - и ещё что-то там про посмотреть на то, что внутри.

Я себе по черепу постучал кулаком:

- Понимать надо, док, - говорю. - Мы же не видали таких медуз, ёлки! - а дальше перешёл на ихний. - Я, - пальцем на себя, - думал, что она, - на медузу пальцем, - его ест. Ясно?

Они как расхохочутся.

- Мудачьё, - говорю. - Козлы. Предупреждать надо.

И тётка Видзико меня погладила по морде своей обезьяньей лапкой. Запахла цветочком.

- Зергей, - сказала, жалостливо, вроде, - нельзя так. Ужасно-страшно. Как можно съесть Вигдора живьём? Как можно так думать?

- Кто вас знает, - говорю. По-русски. А потом - на ихнем. - Ценг-ро.

В смысле, "бывает". Или "случается". Сами говорят "ценг-ро", если чего-то такое выходит непредвиденное. Болезнь-ураган, дрянь какая-нибудь.

И вдруг вижу - уже и не смеются. Смотрят на меня. И Цодинг с Витька медузу снял и в банку пустил.

Чего-то удивил я их, ёлки.

Они, главное дело, сразу перехотели нас изучать. Вообще. Пожилой стал банки с медузами закрывать плёнкой, Цодинг потянулся трубки вытаскивать - всё, в общем, кончен бал. И Динька прям чуть не плачет, губы кусает.

Тёмка чего-то заикнулся:

- Наверное, вы не так...

И тут Витёк себе пузо потёр, где от медузы мокрое, встал - и Цодинга так приобнял, за плечики, как они тут друг с другом ходят. И говорит:

- Слышь, док, вы, в натуре, не так поняли. Мы же видим, что вам интересно - так и нам интересно. Мне интересно. А на Серого не смотри, он просто медуз боится. У нас дома медузы... это... с зубами.

Забыл слово "кусаются". И, вроде, Цодинг ухмыльнулся малость, что медузы с зубами.

А Витька - дальше:

- Ты не кипишись. И другим скажи, пусть не дёргаются. Мы просто нервные. У нас это... мир такой, опасный. Там все с зубами. Шуточки у нас глупые: "я тебя съем!" - никто людей не ест, а шуточка осталась... с бывших времён. С этого... с дикости...

Смотрю - слушают. Перестали оборудование сворачивать.

А Витька - ещё:

- Артик, скажи, мы глупо шутим? Эта... как её? - традиция. С древности. Мать младенцу говорит: "я тебя съем!" - ну не собирается же, в натуре! Или... это... что зверь придёт, зубами схватит... Не придёт, просто, ну, это... с дикости. Как это слово, пацаны?

И Тёмка говорит:

- Фольклор эпохи До Книг. Црен нге-зо, - и улыбается. - Да, это так.

Тут Нгилан ухмыльнулся.

- Зергей, - говорит, - это как... - и слово не помню. Но понять - понял: жук, которым достают водяных червей из-под шкуры. - Безвредно-безопасно, - и пахнет детёнышем. Это не понял. То ли намекает, что, мол, безопасно, как младенчик, то ли - что я молокосос.

Только я спорить не стал.

- А я что, - говорю, - я же ничего. Я так... глупые шутки, как Витёк говорит.

Они продолжили. Мы хотели, чтоб они продолжили - и они продолжили. Но всё равно...

Они как напряглись, так и остались. Все. Даже Нгилан.

А что я такого сказал-то? Никогда не знаешь, на что обидятся. Сами, небось, руконожек со стола кормят. Или вот - блоху у себя выловят, на другого пересадят. Без штанов ходят. Им можно.

А как что-нибудь скажешь - обижаются на всякую хрень.

А как мы ушли из лаборатории - ещё и наши насели, приспичило им морали читать.

Тёмка выдал:

- Сергей, я тебя очень прошу, думай, что говоришь. А лучше молчи.

- Да чё, неправда, что ли? - говорю. - Нехрен ко мне вязаться! Можно подумать, ты сам не пересрался!

А Витёк:

- Да пшёл ты со своей правдой! Молодец, ёпт, объяснил ушастым, что у нас человека могут заживо сожрать в экспериментальном порядке. Ошизеть, что они теперь о Земле думают. Врубился, нет?

- А что, - говорю, - не правда?

У Витьки аж щека дёрнулась. И он как рявкнет:

- Да конечно правда! Господи, Боже ты мой, как же ушастые жили-то до сих пор без этой правды?! Кишки у нас интересно устроены, понимаешь? И бабы детей носят не снаружи, а внутри - вот обалдеть! И шкура, вот, голая - тем мы от них и отличаемся! И хватит пока! Или ещё что-нибудь расскажем? Что у нас и жрут, и режут, и медуз кормят, и баб насилуют, и атомная бомба, чего там?! Слишком вольно живётся, да, салага? Сбегай, расскажи им, расскажи! Они про твой нож забыли - ты напомни, ты им подробно объясни, что у нас делают такими ножиками, гопник хренов! Пусть нас в клетку запрут, а ключ выкинут!

- Я, вроде, ничего такого... - говорю. Даже растерялся.

И Витёк - зверем:

- Вот и молчи! Заткни хлебало и молчи, пока не спросят, раз не соображаешь ни хрена!

Тёмка говорит:

- Ты впрямь думаешь, что они могут полностью пересмотреть отношение к нам, Витя?

А Витёк только вздохнул и лоб потёр. Типа устал.

- Как нефиг, - говорит. - Как два пальца об асфальт. Так что вы погодите пока с этой... с правдой. Успеете. Мне надо кое с кем перетереть и подумать.

А с кем - не сказал.

Но не с нами и не с Цвиком даже. Просто ушёл и всё.

Трындец, какой независимый и таинственный.

Вигдор

И вся беда - в том, что поговорить, считай, что не с кем.

Вернее, я пораскинул мозгами и решил: можно перетирать только с Артиком. С Калюжным, с мудачиной, разговаривать - только время терять, а Диньке я в этих вопросах не очень верил.

Потому что Динька своему Цвику чересчур доверял. Они плотно так скорешились, всё вместе да вместе. Ягоды ходили собирать в сад, чего-то там помогали на фабрике-кухне. Цвик Диньку учил паука кормить слюной с пальца. А раз человек скорешился с инопланетянином - тут ясно, сложно его заткнуть. Ему захочется потрындеть с приятелем.