Тени Атлантиды»

— Что происходит? — поинтересовался он у Халега.

— Похоже на сигнал… — тихо ответил тот. — Да, так и есть!

— О чем ты говоришь? — встрепенулся Тха-Таураг.

— Это знак Куллу, — пояснил Халег, обернувшись к Сенахту, — Этот красный бык означает, что нас провели, как мальчишек. Мы лишились Туита!

Он мрачно усмехнулся и побежал к кораблям.

— Господин, что происходит? — всполошились военачальники, окружавшие правителя.

Сенахт встал. Было видно, как дергается его щека.

— Что происходит? — переспросил он. — Ничего… Нас обманули. Остановить переправу! Верните воинов на берег. Мы возвращаемся.

— А как же валузийский передовой отряд? — спросил командующий кхешийской конницей.

— Это не отряд, — покачал головой Сенахт. — Это вся валузийская армия.

Глаза Тха-Таурага сверкнули.

— Проклятие… — пробормотал маг.

— Здесь, — продолжал владыка, — на этом берегу, кроме Кулла и тысячи воинов, которых видели лазутчики, нет ни души. Его войско там. И, думаю, оно уже вошло в город…

*

Луна еще не взошла, и было темно — хоть глаз выколи.

Два стражника стояли на смотровой площадке башни, возвышавшейся над воротами. Всю щеку одного из них пересекал шрам — след от удара ножом в какой-то пьяной драке.

Кхешиец уже забыл, когда и где это было. Он и свое имя уже не помнил, ибо все называли его Шрамом.

Второй был самым заурядным воякой, в юности поступившим в отряд туитских стражников и с трудом дослужившимся до десятника.

Кхешийская армия снялась из-под Туита и ушла на другой берег по мосту, составленному из судов. Внизу спешно разбирали шатры, на подводы грузили войсковое имущество, и стражники равнодушно наблюдали за тем, как в свете костров, ругаясь, суетились обозники, свертывавшие лагерь.

Наконец последняя телега отбыла к переправе, и стало тихо.

Вечером Шрам слегка перебрал пальмового вина, и теперь глаза у него слипались, точно веки были смазаны медом.

— Эй! — толкнул его локтем напарник.

Шрам вздрогнул и судорожно сжал в руках копье. Он заснул стоя.

— Ты, братец, не спи, — нахмурился десятник. — В другой раз я тебя не так разбужу. Понял?

— Понял.

Шрам зевнул и потянулся, разминая затекшие плечи.

— Мерещится мне что-то неладное… — буркнул его напарник.

— Что?

— Да не разобрать, темень-то какая за лагерем…

— Нет там никого, — тихо сказал Шрам.

— А я что говорю? Мерещится.

Шрам протер ладонями глаза. И тут ему показалось, что под стенами Туита в свете догорающих углей копошится множество крупных насекомых. Тьма шевелилась и ползла к городу, словно была живой.

— Труби! — прохрипел он.

— Чего трубить-то?

— Там…

— Что там? И тебе померещилось?

— Да вроде нет там никого, а вроде и есть…

— Понимаешь, если я сейчас дам сигнал, перебужу всех, а после окажется, что протрубил зря, худо будет, — сказал десятник.

— Это точно, — кивнул Шрам и предложил: — А давай факел со стены бросим.

— Это можно.

Шрам взял смоляной факел, запалил от лампы и, размахнувшись, швырнул подальше в ночь. Прочертив огненную дугу, факел упал и осветил вокруг себя землю.

— Нет там никого, — вздохнул десятник.

Послышалось короткое жужжание, и, оглянувшись, он увидел, что Шрам привалился к стене, а из его груди торчит оперенная стрела.

Десятник снова взглянул вниз и обомлел: тысячи валузийских воинов шли через покинутый лагерь бесконечным живым потоком, точно саранча.

Кхешиец поднес к губам сигнальный рожок, но вражеская стрела разорвала ему горло…

*

Валузийцы пришли под стены Туита среди ночи. Их не ждали. Грондарские лучники перебили караульных на башне, по приставным лестницам пехотинцы перебрались через стену и вырезали всю стражу у ворот. Город спал, не ведая о своей судьбе.

Когда ворота Туита распахнулись, Рамдан подал Куллу знак и, прочитав заклинание, ударил о каменную плиту, лежавшую у ворот, своим посохом. Ночь расколол сухой оглушительный треск, из камня вырос огненный бык и встал вровень со стенами. Вокруг мага было светло, как днем…

Конники Энкеши и Эрадаи галопом въехали в город и понеслись по темным и кривым улочкам Туита, точно демоны смерти… Горожане заперлись по домам, моля Сатха о защите.

Воины, не встречая сопротивления, растеклись по городу.

Гарнизон Туита, застигнутый врасплох, быстро разоружили. Кхешийцы сдались, даже не пытаясь драться. Дворец наместника также пал без боя. Разоруженную стражу увели в подвал и заперли до утра…

В покоях дворца расположились валузийские военачальники.

И только в храме Сатха, что стоял на городской площади против дворца наместника, полегла сотня валузийских пехотинцев. В храме в ту ночь находились послушники и жрецы, с ними остался маг Черного Логова — Амензес…

*

В полутьме храмового зала на циновке лежал Амензес. Глаза его были прикрыты, и грудь вздымалась мерно, как у спящего. Его сознание витало сейчас далеко от Туита — на той стороне реки. Амензес смотрел на миг глазами совы и видел Кулла и валузийских воинов, бредущих по пустому и темному берегу…

Из транса его вывел послушник.

— Как ты посмел? — выдохнул Амензес, придя в себя.

Он поднялся с циновки, собираясь наказать дерзкого, но голова его закружилась, а ноги стали ватными. Чтобы не упасть, маг схватил послушника за плечо.

— Прошу прощения, господин, — заговорил, оправдываясь, послушник. — Валуэийцы в городе…

— Что? Ты бредишь? — прошипел «Амензес. Он ничего не мог понять и оттого злился еще больше. — Я только сейчас видел Кулла на том берегу…

Послушник затравленно оглянулся. Маг прислушался.

Тревожно мигали огни светильников. За стенами слышались невнятный гомон, лошадиное ржание и крики. Внезапно глухой и тяжелый удар сотряс все здание.

— Что это? — спросил Амензес.

— Они вошли в Туит.

С пятого удара таран вышиб храмовые ворота.

С факелами в руках внутрь ворвались валузийские пехотинцы.

— Колдовское отродье! — тяжело дыша, бросил одни и рубанул стоявшего у ворот жреца секирой.

— Где-то здесь точно есть золотишко, — крикнул другой и начал тыкать копьем в ниши.

Третий разбил палицей статую Сатха.

Амензес от такого святотатства едва не задохнулся, а глаза его вспыхнули недобрым огнем.

— Прочь, варвары! — зашипел он. — Грязные валузийские свиньи! Я напою Великого Змея вашей кровью!

Курчавый рослый валузиец обернулся на голос. Из всего сказанного он не понял ничего, но по тону определил, его оскорбляли.

— А ну-ка повтори, что ты сказал, кхешийский урод? Сейчас я пощекочу тебя немного…

Послушники отступили за спину мага.

— Ты узнаешь ярость Сатха, — пообещал валузийскому пехотинцу Амензес.

Он сорвал с пояса покрытый письменами кожаный кошель и, когда воины подошли ближе, прочел короткое заклинание, закрыл глаза и высыпал из кошеля бесцветный порошок на пламя стоявшего рядом светильника.

Вспышка была мгновенной и такой яркой, что казалось — под сводами храма зажглись сотни солнц. Потом повалил белый дым, от которого глаза переставали видеть.

Никто из валузийцев, набившихся в храм, не успел заслониться от света и укрыться от дыма — все ослепли.

— Вот она, ярость Сатха! — восторжествовал Амензес.

В храме началась свалка, беспомощные воины отчаянно бранились, стараясь найти выход.

Маг взял в каждую руку по жертвенному кинжалу и начал резать воинов, точно скот. Его движения были быстрыми и точными, как удар кобры. Вопли врагов звучали для него нежнейшей музыкой, и он радостно приносил своему богу одну жертву за другой.

Валузийцы попытались достать мага мечами, но удары слепых воинов то попадали в пустоту, а то и уносили жизни товарищей. Тогда кто-то из воинов не выдержал и начал громко звать на помощь.

Амензес сеял смерть, словно разъяренный демон, и скоро мозаичный пол храма стал липким от крови…

Бойню остановил Рамдан, поспешивший на крики. Увидев перед храмом воинов, которые испугались колдовского дыма, он протиснулся сквозь толпу, произнес защитное заклинание и смело шагнул в храм.