Индейский трон, или Крест против идола

Однако после допроса первым явился патер, а вовсе не сын архитектора. Уселся, очумело вращая глазами, и только попросил:

– Воды… Уф… Этот ваш жрец!

– Что такое? Он что же, не отрекся от своих ложных богов?

– Отрекся, и сразу же! Даже больше того… Изъявил желание стать епископом!

Глава 16

Ревизор приехал! (О судах)

Весна 1520 г. Шалтокан

Судов в озерном городе Шалтокане хватало. Разных: прогулочных ладей, украшенных изысканной резьбою, плоскодонных и широких грузовых барок, способных принять на себя немаленький груз, юрких каноэ из прочной, выделанной особым образом коры, долбленок с противовесами и без, плотов разного рода, некоторые даже с выстроенными на них хижинами. Чего только не было!

Когда лодки почтека медленно проплывали вдоль пристани – кормчий искал свободное место, – Куатемок с большим интересом осматривал покачивающиеся у причалов суда, прикидывая, а смогут ли мастера-лодочники построить килевое судно? И все больше сомневался: нет, без помощи испанцев вряд ли… Значит, нужно найти таких испанцев – сведущих в постройке судов людей… Или все-таки смогут? Вон та прогулочная ладейка – в общем-то, не самых простых форм. И шпангоуты, поди, имеются, и все прочее.

– Скоро причалим, – склонившись через борт рядом с принцем, произнес один из приказчиков – высокий, с вечно растрепанными волосами парень. – Наконец-то!

Куатемок усмехнулся:

– Что, надоело плыть?

– Так ведь если бы не дождь…

Да, под дождь попали, и весьма даже неплохой, настоящий ливень, едва не затопивший барки. Пришлось срочно приносить жертвы богу грозы и дождя Тлалоку, а заодно – и озерной богине Чальчиутиликуэ, хорошо, ушлые лодочники захватили с собой индюков – как раз для такого вот случая. Вообще-то, уже приближался пятый месяц года – сезон «засухи», но иногда еще дождило, если священный ветер Эатликуэ не успевал вовремя разогнать тучи.

Весна…

Вообще-то Куатемок отправился сюда вовсе не по своей воле, а по настоянию капитан-генерала Кортеса, по сути уже приватизировавшего всю власть. Тлатоани Моктекусома оказался полностью в его руках и был послушной куклой… такой, о которой мечтали жрецы. И которую – по всем сведениям – скрывали именно здесь, на одном из бесчисленных островов озера Шалтокан.

Размышляя во время всего пути, принц пришел к выводу, что в его опале виновата, скорее всего, донья Марина. Этой хитрой и умной женщине уже давно не нравилась слишком уж близкая дружба Куатемока и некоторых влиятельных испанцев, включая патера Ольмедо. Нужно было убрать неудобного принца, и желательно надолго, правда, сделать это так, чтобы не очень раздражать его друзей.

Вот тлатоани – под диктовку Кортеса, а точнее, доньи Марины – и отправил племянника путешествовать по всему озерному краю вместе с почтека, как бы выразились современники Перепелкина – инспектором по маломерным судам. По сути, с мало кому нужной ревизией: пересчитать, оценить состояние, записать – учесть.

Достаточно взяткоемкое поручение, Куатемок это чувствовал, а потому и предполагал, что за ним будет пристально следить не одна пара глаз. Ежели что, обвинят во взятках, устроят суд, бросят в узилище – сиди до скончания времен. Влиятельные друзья, конечно, попытаются его вызволить, но пока узнают, пока то да се… Донья Марина и Кортес таким образом выигрывали время, избавляясь от весьма подозрительного человека… обвинять которого в чем-то всерьез никаких оснований не было. Одни смутные подозрения доньи Марины. Да-да – именно ее!

Собственно, принц по поводу всего этого не особо печалился, собираясь обратить поручение на пользу себе и своему делу. Отстоять родину от захватчиков! Так вот оно красиво звучало… Дело, заранее обреченное на неудачу, – можно было бы рассуждать и так. А можно и по-другому: если хочешь что-то изменить – делай! Именно такого принципа и придерживался принц.

Выпущенный из узилища Шочипильцин, как и все остальные жрецы, находившийся под пристальной опекой испанцев, дал принцу адреса своих старых знакомых в Шалтокане, тоже, естественно, служителей культа из разных храмов. Вот через них-то и собирался действовать сейчас Куатемок – может, кто-нибудь слышал о лодочниках, не так давно прибывших из Теночтитлана? Не может такого быть, чтоб никто и ничего. Быть не может!

Однако вот – было.

Принц встретился и поговорил со всеми: и с благообразным жрецом храма Кецалькоатля, одного из самых почитаемых городских храмов, и с тощим, с устрашающими татуировками в виде мертвых голов, служителем Тлалока, и с веселым, больше похожим на ушлого купца, нежели на мудреца-тламатина, учителем из местной тельпочкалли.

Никто ничего!

Может, просто не у тех спрашивал? А тогда у кого – «у тех»?

Господи… Да у лодочников же! У тех, к кому приехал с ревизией!

Рассудив таким образом, Куатемок немного повеселел и, выкурив с торговцами пару трубок, отправился спать. Принцу предоставили небольшой домик, выстроенный на самом берегу специально для таких вот гостей-проверяющих. Плоская, с устроенной террасой крыша, глухие, без окон, стены, двери без замков и запоров, а часто – просто повешенная на входе циновка, уютный внутренний дворик с цветником и садом – типичная ацтекская архитектура.

Поднявшись на крышу, молодой человек снял плащ и растянулся на циновке.

– Устал? – тихонько прильнула к нему Тескаль.

Да, он взял с собой и наложницу, и слуг – как и положено знатному, уважающему себя ревизору, другого здесь просто не восприняли бы.

Зеркальце, кстати, сама напросилась – плакала, узнав, что обожаемый господин уезжает, жаловалась на других служанок, дескать, завидуют, твари, и всячески вредят, так что без хозяина тут и вовсе не жизнь будет, а одно мучение… В общем, взял.

И вот сейчас не жалел – хорошо отдыхалось, уж в любви Тескаль была великой искусницей… как, впрочем, и все остальные наложницы принца да и любого знатного человека. На весь этот гарем новообращенного христианина давно уже с большим неодобрением косился патер Ольмедо… Берналь Диас – тоже косился… только с явной завистью. Правда, святой отец пока ничего не говорил… и Берналь ничего не просил… а ведь и попросил бы! Жалко ли другу девки?

– О, господин мой… – Тескаль уже давно сбросила с себя всю одежду и теперь ластилась, словно гибкая молодая пума. – Я вижу, тебе приходится нелегко… Позволь сделать для тебя хоть что-нибудь! Только прикажи…

И что ей приказать? Разве что вот только здесь – в постели…

– Завтра начну посещать лодочников, – похлопав девчонку по ягодицам, улыбнулся принц. – Оденешься понаряднее – будешь в свите.

– О, господин мой! Поверь, я не подведу тебя!

А кто бы сомневался? Кто вообще когда спрашивал женщин?

Девчонка… Женщина…

В этом мире – и здесь, и в Европе, и на Руси – у нее сейчас только одно предназначение – рожать детей. Рожать упорно и тупо, рожать каждый год, начиная лет с тринадцати, рожать как можно больше, ведь детская смертность велика, а кто в старости поможет родителям? Продолжит их дело?

Пустопорожними женщины не простаивали, если не считать знающих кое-какие древние хитрости наложниц и куртизанок – уж у тех это было профессиональное, да и составляли они очень уж ничтожный процент. А в общем и целом утверждение, что женщина не человек, а лишь приспособление для производства детей, в это, да и гораздо более поздние времена было верным для всех континентов. Лишь рыцарский куртуазный роман был исключением, да еще Католическая церковь, официально признавшая, что женская душа точно такая же, как и мужская, ничуть не хуже. Никакой роли – нигде – женщины не играли, и редкие исключения – Елизавета Тюдор, Елена Глинская, Екатерина Медичи – лишь только подтверждали правило. До раскрепощения женщин было еще ох как далеко!