Иволга будет летать (СИ)

– Ты делаешь мужчин забывчивыми, – заметил старик. – Точь-в-точь, как Марина.

Абрамцева промолчала. Мариной звали жену майора ан-Хоба: невестку старик недолюбливал.

– Нуршалах-ан, разрешите спросить, – вступил в разговор Каляев. – Внизу я часто слышал, что «горы не любят птиц». Но каждый говорящий вкладывал в поговорку немного разный смысл. Что же она значит на самом деле?

– То, что горы не любят птиц, инспектор. – Старик заглянул ему в глаза. – Те слова, что я сказал, и те слова, что ты услышал – разные слова. Что есть гора, а что есть птица? Вопрос и есть ответ. Но горы не любят птиц, с какой стороны на них не взгляни.

– Он говорит, что смысл, который вам кажется верным, Миша – и есть верный для вас, – со вздохом пояснила Абрамцева.

– Такой смысл моих слов кажется верным одной жительнице равнин, – с лукавой улыбкой вставил старик, глубоко затянувшись трубкой.

– Которая знает вас, и вами же научена, что многозначительная иносказательность – верная примета банальности, Нуршалах-ан, – парировала Абрамцева.

– За словом в карман не лезешь: молодец. – Старик одобрительно покивал.

Каляев наблюдал за ними с легким недоумением.

– Простите, если мой вопрос показался вам невежливым, – извинился он на всякий случай. – Я не имел в виду ничего плохого.

– Конечно, не имел. – Старик покивал еще. – Кто ты, инспектор – гора или птица?

– Кто я?.. Я – человек, – с недоумением в голосе ответил Каляев.

– А кто такой человек, инспектор?

– Человек это человек. – В глазах Каляева блеснуло понимание. – Он летает выше птиц и меняет горы по своему разумению.

– Поэтому человека не любят ни горы, ни птицы. – Нуршалах ан-Хоба выпустил в потолок кольцо сизого дыма, поерзал на табурете, устраиваясь поудобнее, и вернулся к наблюдению за игрой.

Остальные обитатели дома вежливо игнорировали гостей. О последних событиях внизу горцы не знали, разве что, кто-то слышал мельком разговор майора ан-Хоба прошлым вечером; однако они безошибочно чуяли в Каляеве опасного чужака и не хотели иметь с ним дела.

– Пойдемте, Миша: не будем мешать. – Абрамцева потянула Каляева прочь из комнаты. – Пока погода не испортилась, поднимемся к смотровой площадке; потом пойдем отогреваться и пить чай к метеорологам.

Снаружи сгустились облака и оттого немного стемнело.

– Мрачные тут у вас пейзажи, – заметил Каляев. – Поэтому дома красят во все цвета радуги?

– Согласно разработанным на Земле инструкциям, – резко, даже недружелюбно ответила Абрамцева. – Местным это кажется дурновкусием, и я с ними согласна.

Подъем к смотровой площадке занял немногим меньше четверти часа; они прошли ее в полном молчании.

***

Ветер наверху пронизывал до костей. Взявшись одной рукой за ненадежные с виду перила над пропастью, Абрамцева спрятала вторую за пазуху, под куртку.

– Миша, обернитесь: у вас за спиной – Баранья гряда. Там, в просвете, видите скалу? Это восточная из Трех Пик, ущелья, где разбился Денис.

– Да, узнаваемый ландшафт… – Каляев осматривался, остановившись в нескольких шагах от пропасти.

– На той стороне, ниже – шахтерский поселок Адар-Бей, а там, далеко, в долине течет Ошром, одна из красивейших рек здесь. – Абрамцева взглянула вниз. – Над ней обычно стоит туман, так что почти ничего не видно. Но если хорошо присмотреться, можно разглядеть…

– Боюсь, не сегодня. Погода подвела – вся низина в дымке, так что ваше предложение звучит неубедительно, – сказал Каляев.

Чуть склонив голову на бок, он пристально взглянул на Абрамцеву.

– Полноте, Валя: хватит мучить себя. Скажите, что у вас во внутреннем кармане – наградной пистолет мужа? Или лучемет Смирнова? Насколько я вчера разглядел, у него «полицейская» модель с режимом шокера. Вся информация о мятеже искинов – только у меня, а нет человека – нет проблемы… Наверное, при этом вы собирались сказать про себя что-нибудь вроде: «Я не убиваю вас, я спасаю планету»? В полном соответствии с принципом доминанты.

Абрамцева окаменела. Каляев, с укоризной покачав головой, прошел мимо нее и взглянул вниз.

– Достать тело оказалось бы нелегко, и обнаружить слабую электротравму потом было бы затруднительно. Но, все же, риск. Так что вы, думаю, надеялись обойтись своими силами: с такой ненадежной конструкцией это немудрено. – Каляев придирчиво осмотрел хлипкие перила, попробовал рукой на прочность. – Скажите майору ан-Хоба, чтобы переоборудовал площадку. А пока не стоит испытывать судьбу. – Он крепко ухватил Абрамцеву за локоть и отвел от края.

– Почему?.. – одними губами прошептала она. В ее взгляде сошлись воедино обреченность и облегчение.

– Почему что? – уточнил Каляев. – Почему я все равно полетел с вами, да еще пошел сюда? Или почему я остановил вас сейчас, а не позже, получив неопровержимые доказательства покушения на убийство и возможность отдать вас под суд?

Абрамцева кивнула, с трудом преодолев оцепенение.

Каляев добродушно улыбнулся.

– Я двадцать лет в инспекции, Валя: не вы первая, не вы последняя, кто имеет в мой адрес соответствующие намерения. Я был бы плохим служащим, если бы всякий раз давал людям возможность совершить роковую ошибку. Что бы вы обо мне ни думали, моя работа – выявлять нарушения и контролировать их своевременное устранение, а не ломать жизни хорошим, только чересчур увлекшимся, запутавшимся людям. – Каляев взглянул в пасмурное небо Шатранга. – В другое время, в другом месте я отсиделся бы в гостинице и при первой возможности улетел бы с планеты. Но вчера мною овладело любопытство. Мне захотелось взглянуть на Великий Хребет и узнать, каков будет ваш выбор. Вы симпатичны мне; я надеялся, что здравый смысл победит… Не так уж я и ошибся: все последние часы вы решали, что со мной делать. Решали-решали, но так ничего и не решили. И не решите. А это значит, что вы не сбросите меня в пропасть, Валя, даже если я дам вам шанс. Но, чтобы вас не мучила совесть и сожаление об упущенной возможности, этого шанса я вам не дам. Ну как, ответил я на ваш вопрос?

– Вы невыносимо самоуверенны и омерзительно великодушны.

– Вы не убийца, Валя. – Каляев твердо взглянул ей в глаза. – Вы незлой человек; и вы женщина. Ваша человеческая интуиция, Ваша «размазанная секунда» наполнена не столько действием, сколько чувствами, и они не дадут вам перейти грань. Вам не заставить себя исходить из сухой количественной оценки вреда и пользы: для человека мыслящего и чувствующего это противоестественно. Впрочем, столь же противоестественно для человека образованного и ответственного было бы полностью ее отринуть, потому я не виню вас за эту попытку; как не виню Смирнова за сомнения или вашего инженера за то, что он не препятствовал вчера искину, предоставив событиям развиваться своим чередом. Вы все – умные, мужественные, увлеченные люди… Но, говоря по правде, единственный, с кем бы я поостерегся вот так стоять в трех шагах от обрыва – покойный Денис Абрамцев. Не потому ли Иволга выбрала его в жертву, что он был самым опасным человеком среди вас?

С ревом и гулом в небе пронесся катер. Абрамцева проводила его взглядом: Мелихов набрал высоту и повел машину широким полукругом, давая возможность спасателям осмотреть окрестности станции.

– Вы ошибаетесь, Миша: природе человека противен не тот или иной алгоритм принятия решения, а сама необходимость подобного выбора, – сказала Абрамцева. Она вытащила руку из-за пазухи и застегнула куртку. – Мне он оказался не по силам. Однако вам выбор дался легко, и этот выбор, увы, был не в нашу пользу. На том история закончилась. Идемте на метеостанцию: холодно.

Медленно, чуть неловкими шагами человека, сбросившего большой груз, но не избавившегося еще от его тяжести, она начала спускаться с площадки. Каляев последовал за ней.

– Наверное, я кажусь вам очень плохим человеком, – сказал он после минутного молчания.

– Вы? – Абрамцева вполоборота взглянула на него. – Это я кажусь себе плохим человеком. Подлым, слабым и…