Иволга будет летать (СИ)

– Небезынтересное замечание.

– Ни один землянин не готов «с пониманием» отнестись к уничтожению своей родины по чьей-то прихоти, – сказала Абрамцева. – А использование Шатранга – именно прихоть, не более: это не вызвано необходимостью, не несет для человечества какой-то особой выгоды: Володин лишь хочет упростить себе работу, страхуется от неудачи.

– Избежать неудачи в таком масштабном и значимом деле – чрезвычайно важно, иначе в следующий раз можно не получить финансирования, – чувствуя неловкость, возразил Каляев. – Тогда все планы пойдут прахом, прогресс замедлится на десятилетия, может быть, даже на века. Я не одобряю позицию Володина, но понимаю ее.

– Приятно слышать, что хотя бы не одобряете, Миша.

– Но вас лично все это ведь все равно не коснется? – неуверенно спросил он. – Вы говорили, что собирались вместе с Давыдовым покинуть планету, как только работа над ИАН будет закончена. А теперь она закончена… пусть и не так, как вы надеялись.

– Да. Собиралась, – сказала Абрамцева. – Так вы все еще хотите посмотреть горы или передумали?

– Не борьбой единой жива цивилизация: есть еще место любопытству. – Каляев усмехнулся. – Хочу! Когда и куда подойти, чтобы попасть на борт?

Утром Абрамцева появилась на посадочной площадке раньше него.

– Привет! Что-то у тебя глаза недобро блестят, – заметил Мелихов, уже закончивший вместе с механиками предполетный осмотр и теперь скучавший у трапа. – Или нервничаешь?

– Давно не бывала наверху, – сказала Абрамцева. – Близкой родни там не осталось: вроде как незачем летать, а чтоб просто так – Денис обычно был против. Поначалу из-за безопасности, потом из-за веса, который бесполезные пассажиры отнимают у полезного груза.

Мелихов неодобрительно поджал губы, но промолчал.

Мимо прошла бригада механиков, направлявшаяся в расположенный рядом ремонтный ангар автопарка.

– Ты-то чего такой мрачный? – спросила Абрамцева.

– Предчувствия скверные. – Мелихов хмуро взглянул на небо. – Кречет – болван. Горы снегом забиты: лучше бы нам вдвоем лететь с Давыдовым.

– Просто Кречет – руководитель старой закалки: он уверен, один раз спустишь безобразие – потом цепочкой потянется.

– Ну, это он может и прав. И все-таки зря. – Мелихов поморщился. – Не подумай, я рад случаю Славу за штурвалом подвинуть и все такое; но, как ни крути, он опытнее намного. Сегодняшний маршрут – работка для номера один, а я – номер третий. Да еще Давыдова, считай, из-за меня отстранили… Тебе же наверняка рассказали, как было дело, – смущенно добавил он.

– Не думала, что тебе свойственны сомнения в собственных силах и угрызения совести, – удивленно сказала Абрамцева.

– Это просто объективность.

– Объективная картина, Паша, такова, что Дэна больше нет и ты теперь – номер второй, – резко сказала Абрамцева, встретившись с ним взглядом. – Язык у тебя без костей, о чем на Дармыне знает каждая собака: Давыдова отстранили не из-за тебя, а из-за самого Давыдова: комэск должен уметь держать себя в руках. Так что забудь и не парься по пустякам.

– Вас понял, командир! – Мелихов лихо отдал честь. – Есть не париться!

Но его шутовская улыбка смотрелась несколько натянуто.

Подошел Каляев.

– Доброе утро, Павел, Валя! Тот самый амулет от драконов? – Взглядом он указал на большой значок из серебристого металла на отвороте куртке Абрамцевой. Формой тот напоминал клык. – Ну, помните, вы рассказывали мне о таких, когда показывали музей?

– Да. Тот самый, – подтвердила Абрамцева. – Ну и как вам?

– Выглядит симпатично, – корректно ответил Каляев.

– Инспектор, а что вы думаете насчет чертова дыхания? – немедленно спросил Мелихов; болтовней он заглушал собственную нервозность.

– Какого дыхания? – недоуменно спросил Каляев одновременно с Абрамцевой.

Мелихов посмотрел на них, как на идиотов:

– Ну, то есть, «дыхания Дракона». Большие умы с той стороны хребта обещали сегодня-завтра дать сообщение в прессе по поводу этих шарообразин.

– А-а, это. – В свете событий прошедшего дня Абрамцева про «самую ожидаемую сенсацию» забыла совершенно, да и причин для интереса, с учетом краха ИАН, стало куда меньше.

– Ну, там, вдруг – неорганическая жизнь или неизвестно досель агрегатное состояние вещества. Большой Прорыв в Большой Науке! – Мелихов картинно закатил глаза. – И плюс сто очков к статусу нашей захолустной планеты.

– Я думаю, Павел, что это все, – Каляев взглянул на Мелихова исподлобья, – мыльный пузырь. Как в вашем музее.

– Но помечтать-то можно? К чему заранее впадать в пессимизм. Поживем-увидим… – Мелихов пожал плечами и полез в кабину.

Весь полет Абрамцева, не отрываясь, смотрела в иллюминатор, вниз; Мелихов вел катер на большой высоте, видимость была так себе – но никогда еще земля не казалась ей такой близкой и такой уязвимой.

***

Наконец, катер стал заходить на посадку. Раскрашенные в яркие цвета домики станции среди серого снега напоминали разбросанные ребенком кубики.

На аэродроме Хан-Арака катер уже поджидали майор Ош ан-Хоба и еще пятеро спасателей: после разгрузки Мелихов должен был взять их на борт и перебросить в Хан-Гурум, откуда они на следующий день собирались с грузом взрывчатки подняться безопасным путем на Баранью гряду и, заложив заряды, организовать сброс части снега со склонов. Пассажиров с Хан-Арака Мелихов намеревался забрать на обратном пути, перед тем забросив груз консервированных продуктов и медикаментов еще в два поселка.

– Мы с Ошем учились вместе в школе на Дармыне. – Закончив обниматься с майором, Абрамцева представила его Каляеву. – Тогда он собирался не в спасатели а, как все мальчишки, в летчики, и доставлял дяде Севе немало хлопот, норовя тайком пробраться к катерам: ему это замечательно удавалось.

– Ну, ну, вспомнишь тоже! – смутился майор ан-Хоба.

– Почему же вы передумали? – с любопытством спросил Каляев. В катере его слегка укачало, но на твердой земле он быстро пришел в себя и от акклиматизации, к удивлению Абрамцевой, почти не страдал.

– Горы не любят птиц, а я – человек гор, – сказал майор ан-Хоба.

Абрамцева засмеялась.

– Он шатрангец до мозга костей, особенно когда хочет таковым казаться. Прямых ответов вы от него не дождетесь, Миша. Ош, проведешь нас по станции? Все равно разгрузка займет не меньше получаса.

– Тут мало что изменилось со времени твоего последнего появления, – с улыбкой сказал майор; но в его глубоко посаженных глазах читалась тревога. – Жалко, Давыдов не с вами: отец надеялся еще с ним поговорить. И я тоже.

– Уверена, Давыдов в полной мере разделяет это сожаление, Ош. – Абрамцева обменялась с ним долгим взглядом. Последние новости майор знал – от нее же – но только в самых общих чертах и благоразумно не хотел обсуждать при Каляеве.

– Ну, ладно. Не в последний раз, – сказала Абрамцева. – Еще соберемся вместе.

Майор провел их мимо ангаров с техникой к метеостанции, где свободный от дежурства оператор долго рассказывал Каляеву про систему высотных зондов, затем – в дом горской общины. Женщины готовили еду, в главной комнате старики слушали по спутниковому радио новости; рядом с приемником за столом двое молодых мужчин играли в нарды. Отец майора, Нуршалах ан-Хоба, сидя на высоком табурете покуривал трубку и наблюдал за игрой.

– Ты переменилась, – сказал старик, искоса взглянув на Абрамцеву. – Хотя, как знать? Твой муж, пусть примет Дракон его беспокойный дух, говорил, что теплый ветер низин и бури там, наверху, – он ткнул узловатым пальцем в потолок, – суть одно и то же я-в-л-е-н-и-е-п-р-и-р-о-д-ы, – произнес он в одно слово, намеренно растягивая звуки. – Может, летчик Денис прав, а я старик и болтаю глупости. Сын, почему ты все еще здесь?

В ту же секунду у майора запищал портативный коммуникатор.

– Валя, еще увидимся! – торопливо попрощавшись, Ош ан-Хоба вышел в безлико-серый день.