Лицедеи Гора (ЛП)

— Ты покончила с печеньем? — поинтересовался я.

— Да, Господин, — во весь рот улыбнулась девушка.

— Очисти пальцы. Обсоси и оближи их, — приказал я.

— Да, Господин, — ответила она, и меня бросило в жар от вида того, как она начала выполнять моё требование.

Ничего, скоро я получу её на полке удовольствий.

— Это бесполезно, благородные господа, — сказал Бутс Бит-тарск, вернувшись, и демонстрируя две пустых чаши. — Они пусты.

— А как на счёт того сосуда? — спросил чиновник, указывая на тот, что стоял подле стола каиссы. — Вдруг именно здесь Ты держишь все свои доходы с труппы, а вовсе не то что зарабатывает на каиссе твой игрок?

— Увы, там в лучшем случае всего три бит-тарска, — пожаловался Бутс.

— Неужели мы будем доверять этому пройдохе? — поинтересовался чиновник повернувшись к одному из солдат.

— Только не я, Сэр, — совершенно честным тоном ответил тот.

— Открывай его, — скомандовал чиновник.

— Да без проблем, — пожал плечами Бутс, поднимая копилку.

Вот тут на его лице появилось выражение удивления. Он нетерпеливо встряхнул сосуд, прислушиваясь к звуку, который безошибочно дал ему понять, что внутри монет несколько больше, чем того ожидал. Лихорадочно, в миг задрожавшими руками, он вытащил ключ из своего кошеля, и, не сразу попав в замочную скважину, отпер замок. Снимая крышку, он чуть не выронил копилку из рук.

— Ах Ты, хитрый жирный проходимец, — возмущённо обругал его чиновник. — Так вот где Ты скрывал от нас свои сборы.

Бутс, вытаращив глаза и не веря в происходящее, пересчитал монеты в сосуде.

— Ну, и сколько там? — строго спросил чиновник.

— Три бит-тарска, — пробормотал Бутс и сделав паузу добавил, — и пять серебряных тарсков.

— Три серебряных тарска за лицензии, настоящую и две прошлых, один за беспокойство для распорядителя развлечений, — быстро посчитал чиновник.

Бутсу ничего не оставалось, кроме как вытащить монеты и вручить их чиновнику.

— А что Ты можешь предложить непосредственно для меня и моих людей? — язвительно поинтересовался офицер.

Бутс нехотя вытянул последний серебряный тарск из своего рукава и, нерешительно, протянул его чиновнику. Хм, ловко, я даже не заметил, как он спрятал его там. Надо признать, сделал он это весьма умело.

Девица, стоявшая на коленях рядом со мной, не выдержав, обхватила мой ногу руками и, всхлипнув, поцеловала моё бедро, словно напоминая о своём присутствии.

— Кажется, что эта девка готова для удовольствий, — усмехнулся чиновник, посмотрев на меня с долей зависти.

— Возможно, — кивнул я, приняв безразличный вид.

— Полка, Господин, — послышались сдерживаемые рыдания снизу. — Пожалуйста, возьмите меня на полку!

— О, а вижу, что Вы поимели благосклонность свободной женщины, — заметил чиновник, указав на дорогую, легкую, красочную ленту, просунутую сквозь петельку на моей одежде.

— Да, — признал я, вспомнив богато одетую, скрытую под вуалями, и весьма любезную свободную женщину, которая с моего разрешения закрепила этот символ на мне.

Каким грубияном должен был бы я быть, чтобы не принять это, после того как свободная женщина так красиво об этом попросила.

— Ну возьмите же меня полку, Господин, пожалуйста, я прошу Вас об этом! — взмолилась девушка у моих ногах.

— Впрочем, я вижу, что и Вы приняли благосклонность свободной женщины, — улыбнулся я.

— Да, — усмехнулся чиновник.

Лента, которую носил он, отличалась от моей, и формой, и цветом. Само собой, в игре в благосклонность, ленты каждой участницы должны быть уникальны, по модели, материалу, структуре, цвету, форме, оформлению и тому подобным признакам. В противном случае, как бы их можно было использовать в качестве фишек в этой игре? И, конечно, они оказались бы менее эффективными в выявлении результатов глубоко скрытого, но вовлеченного в эту игру соревнования, того соревнования, в котором женщины отчаянно соперничают друг с дружкой ради того, чтобы оказаться для мужчин желаннее других. Так или иначе, каждая женщина желает быть более притягательной для мужчин, чем другие. Это важно для них. Это заложено в них природой.

— Честно говоря, мне интересно уже то, что свободные женщины играют в игру благосклонности, — заметил я.

— Это дает им возможность пофлиртовать, — улыбнулся чиновник. — А ещё это дает им почувствовать себя, в некотором смысле, во власти мужчины, ведь, прося разрешения у него на принятие своей благосклонности, женщина вынуждена просить его о снисхождении. В этом не трудно рассмотреть форму символического подчинения, помещение себя в зависимость от его желаний. Также, конечно, это ещё и дает им способ проверить их желанность и публично объявить об этом.

— Всё-таки они соблазнительные и тщеславные существа, — усмехнулся я.

Я раньше и сам размышлял по этому поводу в том же ключе. Безусловно, игра в благосклонность, как и большинство игр, традиций и обычаев, имела сложный и множественный подтекст. Такие вещи иногда приобретают дополнительное значение и ценность, будучи обогащены исторической традицией и глубиной благодаря различной интерпретации в разных ситуациях.

— А ещё это дает им возможность установить свой рейтинг среди себе подобных, — усмехнулся мой собеседник, — вероятно, лучший, который они могут составить, пока не обнаружат себя порабощенными, помещёнными голыми на рабские прилавки на невольничьем рынке и оцененными по достоинству, на сей раз мужчинами.

— Не могу не согласиться, — засмеялся я.

Бесспорно, что такие игры, как игра в благосклонность, обеспечивают механизм, определения рейтинга желанности, среди женщин, в котором они, свободные женщины, как оказалось, весьма заинтересованы.

— А что лично Вы думаете о свободных женщинах, Капитан? — поинтересовался моим мнением чиновник.

— Признаться, я даже не знаю, что можно Вам ответить, как не знаю и того, существуют ли они в природе, — признался я.

У гореан есть выражение: «Есть только два вида женщин, рабыни, и… рабыни».

— Капитан, ну Вы же знаете, что я имею в виду, — с укором сказал он.

— Я полагаю, что с ними всё в порядке, — пожал я плечами.

— Но Рабыни несравнимо лучше, не так ли? — захохотал чиновник.

— А вот это верно и неоспоримо, — согласился я. — И нечего даже начинать сравнивать.

— Пожалуйста, Господин, отведите меня на полку, — вновь послышался снизу отчаянный женский плачь.

Свобода, с её запретами, инертностью и враждебностью, имеет тенденцию блокировать проявления глубинной женственности. В неволе эта блокада снимается, реально, а не на словах освобождая женщину, чтобы указать ей её настоящее место, место определённое ей природой, место рабыни у ног её господина.

— Пожалуйста, Господин, — молила девушка. — Я умоляю взять меня на полке.

Я подхватил её за руку, и вздёрнул на ноги.

— Счастливого карнавала, — пожелал я чиновнику.

— Счастливого карнавала, — отозвался он.

— Счастливого карнавала, — сказал я Бутсу Бит-тарску.

— Счастливого карнавала, — ответил он мне.

Я, толкая рабыню впереди себе, начал пробираться сквозь толпы веселящихся горожан. Для того чтобы пересечь площадь и добраться до полок удовольствий нам понадобилось несколько енов. Здесь было два типа полок, обычные и улучшенные. Улучшенные полки, или полки ремней, имели подгоняемые по росту ремни закреплённые на крепких стальных кольцах и были застелены матрасами покрытыми перекрещенными ремнями. Простые же, или полки верёвок, действительно, были немногим больше, чем простыми крепкими деревянными полками, дополнительно покрытыми сетью из обычной пеньковой верёвки, чтобы можно было слегка обездвижить свою невольницу. Если возникало желание закрепить её покрепче, то на такой полке можно было воспользоваться обычными шнурами, лежавшими здесь же поблизости. Были здесь и несколько просто скамеек. Я подтолкнул рабыню к одной из простых полок, поскольку все улучшенные к этому времени оказались заняты.