Колдовская магия

Когда корабли подходили к волнорезам, Катла различила отдельные лица в толпе. На утесе, размахивая руками и крича, стояли дядя Марган и Кар Деревянная Нога, Бран Маттсон и его дочери Ферра и Сана. Феллин Серый Корабль и его жена Отта, Форна Стенсен и Ганнил Ларсон. Овчарка — огромная серая мохнатая зверюга с языком вполовину длиннее головы — бегала нервно вперед-назад перед собравшейся толпой, вертя хвостом так, что тот грозился отвалиться напрочь. Маленькие дети вскарабкались на плечи к взрослым. Для многих из них, думала Катла, это будет первый большой корабль, вернувшийся с Большой Ярмарки. И, спаси Сур, не последний. По правде говоря, разговоры Фента о войне слегка нервировали ее.

У подножия утеса качались на якорях несколько небольших рыболовных суденышек. Большинство все еще находилось в море, выбирая дневную норму улова, а оставшиеся наверняка принадлежали членам команды «Птичьего Дара» или кораблей, следовавших за ним.

На берегу теперь уже были ясно видны лица. Эрлингсоны — всем четверым за пятьдесят, все одинаково одеты, с одинаковыми серо-стальными бородами и широкими носами — стояли несколько поодаль от основной массы народа, где Катла заметила Стейна Гарсона и старого Рольфа Финнсона, Ма Галласен и ее друга Тиана, Фотура Керилсона и старушек из клана Скальных Тюленей. Им, наверное, пришлось подобрать юбки и бежать, как зайцам, чтобы поспеть в первые ряды, подумала Катла, скривив губы от подобного зрелища.

Толстая Брета, Кит Фарсен и Тин Хильди дрались из-за какой-то корзины. Пирожки для парней, несомненно. Это уже стало традицией — попытки заманить возвратившихся моряков в свою постель домашней пищей в надежде на то, что они подарят прелестную шаль или красивую драгоценность. Никто не думал о девушках плохо из-за такого поведения, и пара из них даже вышла замуж за своих моряков, так что все было без обид.

В конце длинного первого ряда Катла различила Эллу Стенсен, мать Тора, встревоженно обыскивающую глазами корабль в надежде увидеть своего вечно попадающего в переделки сына, и сердце девушки упало. Отвернувшись от ее опустошенного лица (Элла потеряла за последний год мужа, брата и второго сына — в море, пьяной драке и после падения с лошади соответственно), Катла заскользила глазами по толпе в поисках своих матери и бабушки, однако безрезультатно.

Внезапно ее охватил ужас. Но что могло случиться с ними здесь, в Камнепаде? Самое худшее, что бывало на островах, — странные, но нечастые выходки природы, как страшные штормы, бушевавшие дюжину лет назад. Они сорвали дерн с крыш домов, свалили ограды и уничтожили плантацию, которую посадил Халли, тогда упрямый тринадцатилетний парень, намеревавшийся вырастить собственные деревья и построить из них корабли. Катла помнила, как он с гордостью привез саженцы с материка и вкопал их с любовной заботой, вопреки всем советам, на холме возле большого дома. Он рассказывал своей семье в деталях, какие корабли построит из дуба, пока бабушка Рольфсен не взяла его за руку и не отвела на аллею, где росли старейшие на островах деревья, сохраненные в честь Фейи. Она показала Халли отметку на одном из лучших экземпляров, которую вырезал их дедушка в день свадьбы. «Это случилось пятьдесят лет назад, — прокаркала она, указывая на рисунок любовного узла в нескольких футах над головой. — Пятьдесят лет, мальчик. И возможно, тебе хватит дерева на весельную лодку. Но придется тебе прожить столько же, сколько живет Снежный Волк, прежде чем вырастут корабли из твоих саженцев!»

Когда пришел большой ветер и сравнял саженцы с землей, словно траву, Халли плакал, как ребенок, и Катла, которой едва исполнилось семь, думала, что конец света, о котором она слышала в сказках с самого своего рождения, явно наступит с минуты на минуту. Потом, когда шторм прекратился, у мыса Тюленя прибило к берегу пять мужских тел. Никто не опознал их: они были не из здешних мест. Вообще-то, судя по чудаковатой одежде и темной, со странными отметками коже, те люди вообще не принадлежали к народу Эйры. Большинство считало, что это истрийцы с дальнего юга страны, чей корабль, наверное, попал в шторм, а ветер отнес его на север, однако никаких признаков разбившегося судна так и не обнаружили.

На берегу вырыли яму — там, где море вынесло тела чужаков, и отправили их к южной богине Огня вместо того, чтобы отдать обратно морю по северному обычаю. Через неделю две женщины и четверо мужчин, организовавшие погребение, заболели, покрылись сыпью, за которой вскоре последовала жестокая лихорадка и внезапная потеря веса. Трое из шестерых умерли, потом в течение месяца половина клана Камнепада заразились таинственной болезнью, все были в ужасе.

Катла помнила, как бабушка укутывала ее в тряпки, вымоченные в отварах различных растений, но, несмотря на предосторожности, все члены семьи заразились и покрылись красной сыпью с ног до головы. Лихорадка началась у них рано, а вес и вовсе не снижался. Им повезло, другим — нет. Тридцать пять человек — здоровые мужчины, сильные женщины, озорные ребятишки — умерли в результате вспышки эпидемии. Потом, так же быстро, как началась, чума прошла, оставив слабость и опустошение, но дальнейших смертей не последовало.

«Неужели болезнь пришла снова?» — испугалась Катла. Или какое-то другое несчастье не позволило ее матери и бабушке присоединиться к толпе встречающих? Но пока мысли ее лихорадочно бегали, толпа расступилась, и девушка мельком увидела яркую рыжую шевелюру матери и устрашающую бабушку Рольфсен, распихивающую локтями стоящих на ее пути. Катла вздохнула с огромным облегчением. С шумом и плеском дюжина матросов попрыгали в мелкие воды гавани, ругаясь от холода, и протащили на берег длинные канаты, с помощью которых предстояло вытащить «Птичий Дар» на сушу, где его починят и подготовят для следующего плавания.

У бортов корабля появились лодки, и люди с охотой перелезали на них. Катла посмотрела на свою перевязанную руку, ощутила обожженную кожу, горящую, онемевшую. До лодки добраться будет нелегко, но она не позволит себе вернуться со своей первой Большой Ярмарки бесполезным куском мяса.

Когда к ней приблизились отец и братья, с одинаково озабоченными лицами, она отмахнулась от них, как от надоедливых мух.

— Оставьте меня в покое! Я позабочусь о себе сама.

Привыкший к подобному поведению своенравной дочери Аран зло взглянул на нее и встал на пути, явив собой препятствие не хуже скалы.

— Ради Сура, дитя, ты едва не умерла. Неужели тебе не терпится завершить то, что начали истрийцы?

— Соскучилась по холодным поцелуям Северного моря, сестричка, а? — поддразнил Фент.

Катла напряглась.

— Я не инвалид, — объявила она упрямо.

Рядом появился Халли.

— Могла бы и подождать, — посоветовал он, понизив голос так, чтобы никто больше не услышал его слов. — Скоро корабль подтянут на канатах к берегу, и ты сможешь просто ступить на сушу. Никто не станет думать о тебе плохо.

— Нет!

Катла была непреклонна. Глаза ее опасно засверкали.

Без единого слова, со сверхъестественной скоростью девушка метнулась мимо отца, наклонилась, ухватилась за планшир здоровой рукой и перекинула правую ногу через край, невольно морщась от полыхнувшей в позвоночнике боли. До ближайшей лодки оказалось слишком далеко, «Птичий Дар» стоял непривычно высоко, и поэтому девушка просто закусила губу, закрыла глаза и прыгнула вниз.

Даже несмотря на то что выставленные руки смягчили удар, боль была очень сильной. Сквозь приступ уже привычной тошноты она смутно слышала злые голоса отца и братьев над своей головой:

— Бешеная, как раненый медведь!

— Упрямая, как козел в приступе сладострастия!

— Вполне похоже на нашу Катлу: она убьется, только бы завоевать еще очко в пользу своей гордыни…

Маленькая лодочка ненадежно покачивалась, но девушка уже была на борту. Кто-то втащил Катлу в лодку с несколько большей заботой, чем обычно выказывалось партнеру по команде. Потом послышался звук опускаемых в воду весел, и лодчонка пошла к берегу.