Колдовская магия

— О!

— Никогда не зли спящего тролля или только что проснувшегося…

В течение следующих часов Катла целенаправленно исследовала собственные увечья.

Там, где не было шали, обувь хоть как-то защитила ступни и ноги от воздействия огня. Но все равно девушка обнаружила красные, воспаленные пятна ожогов на поверхности своего тела.

Кроме распухшей кисти, правая рука потеряла верхний слой кожи от локтя до плеча, но Катла всегда поправлялась очень быстро, и новая кожа уже начала нарастать. Вся конечность одеревенела и мучительно болела, будто ущерб был гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Даже прикосновение свежих бинтов заставляло девушку вскрикивать — кроме одного места на плече, где кожа на бицепсе сохранилась чистой и нетронутой и не болела даже от легкого удара.

Катла знала это, потому что щипала и била по плечу немилосердно с того самого момента, как обнаружила этот непонятный феномен. Странно, но кожа в этом месте выглядела даже более здоровой и гладкой, чем прежде.

Хоть что-то хорошее, подумала девушка.

«У меня будет грубая и чешуйчатая, как у дракона, кожа по всему телу с этой стороны, кроме мягчайшей, красивейшей во всей Эйре кожи на предплечье».

— Я стану законодательницей новой моды, — объявила она Фенту, когда он заметил необычность. — Прорежу большую дыру во всех рукавах своих туник и буду показывать только эту часть тела. Как истрийки — губы.

— Ну да, точно, — понимающе усмехнулся Фент. — Потрясающе соблазнительно. Видеть только их накрашенные губы. Тор говорил… — Он внезапно запнулся. — Проклятие…

Катла отвернулась:

— Он просил у отца моей руки, знаешь ли…

— Я тоже там был, — без выражения напомнил ей Фент.

— …пытаясь спасти меня от Финна Ларсона. — Она помолчала. — Как ты думаешь, отец начнет все заново после того, что произошло?

Фент выглядел озадаченным.

— Что — «все»?

— Ну, брак с Финном…

Какая-то непонятная тень мелькнула по лицу юноши.

— Сомневаюсь, — ответил он.

Фенту явно стало неловко.

Катла, обычно читавшая мысли брата, как свои собственные, нахмурилась.

— Что? Почему? Ты чего-то недоговариваешь. Давай-ка, выкладывай мне все до конца, лисенок.

— Он… Финн Ларсон мертв.

— Мертв?!

Катла лихорадочно соображала. Когда стражники тащили ее на костер, началась невообразимая свалка, пока ее привязывали к столбу и поджигали дрова… У подножия костра сражалось уйма народу, но девушка не припоминала среди воинов тучного корабела, как ни старалась. Да и вообще она не представляла, чтобы он вдруг кинулся в драку с истрийцами за нее…

— Я убил его.

Катла уставилась на него, потеряв дар речи. Ее брат, ее маленький братишка, как она любила думать о нем, убил человека! И не просто человека — и даже не врага, — а мужчину, с которым собирался обвенчать ее отец, лучшего корабела на всей Эйре, отца Йенны…

— Но как… почему? Не из-за меня же?

Фент, не сумев сдержаться, издал лающий смешок.

— Знаешь, мир не крутится вокруг тебя одной.

Он рассказал ей и о подслушанном у истрийской палатки разговоре, и о том, как застал огромного наемника врасплох и взял его меч.

— В то время все казалось правильным, — сказал Фент, — взять Дракона Вена… знаешь, ведь ты его сделала, и он казался почти моим… и так хорошо лежал в ладони: почти пел, когда я вонзил его в предателя.

Катла с изумлением заметила безумный голубой свет в глазах брата. Он не сожалеет ни о чем, подумала она. Вовсе нет. Более того, он упивается убийством. На северных островах отнять жизнь у эйранца означало совершить величайшее преступление, которое наказывалось в лучшем случае кровной враждой и изгнанием или жизнью в обмен, если семья убитого требует отмщения. Целые семьи могли кануть в Лету из-за единственного мгновения необдуманной жестокости.

И все же Фент, оказывается, даже не осознавал, что мог навлечь беду на клан Камнепада, не говоря уже о самой серьезности своего поступка — отправления души корабела Суру. Похоже, он вроде бы даже испытывал извращенную гордость…

В первый раз в жизни Катла осознала, что они отдалились друг от друга, что времена, когда она точно знала его мысли, просто потому что сама думала о том же, прошли навсегда. Это заставило девушку почувствовать себя одинокой — одинокой и настороженной.

— Но мы не воюем с Истрией, — спокойно проговорила она, — и наш король мог даже взять в жены истрийку. Пусть бы Финн продал южанам пару кораблей, что тут такого? Я уверена, он бы обобрал их до нитки…

На щеках Фента появились две темно-красные полосы.

— Ты что, совершенно не помнишь истории отношений наших двух рас? — почти прошипел он, холодно и резко. — Они украли нашу землю и убивали наших людей столетие за столетием, оттесняя нас на север, пока у эйранцев не осталось только несколько паршивых, никуда не годных кусков скалы посреди грозного океана да умение строить корабли и плавать на них. А теперь грядет новая война. Ты что, просто будешь сидеть сложа руки и ждать, пока они отнимут у нас последнее? Из тебя бы вышла отличная жена для предателя!

С этими словами он вскочил на ноги и одним прыжком пересек корабль, чтобы усесться у румпеля и свирепо подставить лицо ветрам.

Катла наблюдала за ним, пока девушке не стало ясно, что брат не доставит ей удовольствия встретиться с ним взглядом. Потом, обессилев, вновь провалилась в сон.

Ранним утром Катла почувствовала старое знакомое ощущение — ускорившийся ток крови в венах, зуд под кожей.

Земля.

«Я чувствую, как земля зовет меня».

На этот раз ощущение было гораздо сильнее, чем раньше. Девушка почти видела рифы внизу, под килем, когда они плыли по темным, глубоким водам Западного моря — контрапункт к более настойчивой песне островов…

Боль сегодня немного притихла, хотя Катлу все еще тошнило, когда она пыталась подняться, однако это не мешало ей двигаться. С мрачным видом девушка ухватилась за планшир и подобрала под себя ноги, черпая силу у пульсирующей энергии скал и рифов. На неверных ногах она направилась к румпелю, где, уставившись на длинную серую линию горизонта, все еще не нарушенную ни единым намеком на Эйру, рядом с отцом стоял Котил Горсон.

С затянутого облаками неба накрапывал дождик. Подходящая погода, подумала Катла, для их не такого уж славного возвращения. В этот момент «Птичий Дар» поймал большую волну — еще один признак близости берега, — и всем троим пришлось схватиться за планшир, чтобы удержать равновесие.

— Ох!

Волна миновала. Убрав руку с планшира, девушка повернулась к Котилу и отцу.

— Вы почувствовали?

Они отсутствующим взглядом оглядели ее.

— Большая волна, — заметил Котил в своей обычной спокойной манере.

— Нет, — быстро сказала Катла. — Не это…

Она остановилась. Потом осторожно положила руку на планшир.

Под ее ладонью дуб корабля пульсировал от энергии. Мощная вибрация говорила о чем-то большем, чем простая реакция на столкновение досок с волной.

— Вот это, — настойчиво проговорила Катла. Потом взяла руку Арана и прижала ее к той же поверхности. — Ты чувствуешь? Оно будто жужжит, будто пульсирует…

Аран странно посмотрел на нее. Его пальцы обхватили деревянную планку, сомкнулись на ней.

— Я чувствую тягу моря, удары волн… — начал он и нахмурился, вспомнив о чем-то. — Катла, тебе ведь не следует пока вставать. Ожоги еще не затянулись. Ты совсем бледная. Иди полежи, пока мы доплывем до берега. Теперь уже недалеко, самое большее — час.

— Я знаю, — отвлеченно подтвердила Катла. — Я чувствую…

Пошатываясь, она повернулась к отцу и Котилу спиной и двинулась обратно, не видя их озадаченных взглядов, не ощущая ничего теперь, кроме дрожи дерева под ногами и ответного зова той земли, где дерево срубили. Зов приносила и передавала серая холодная вода под днищем корабля. Будто, пока она спала, каким-то образом вложили в каждую частичку мира больше жизни, и эта жизнь говорила с ней, Катлой, являя свое существование перед ней, и только передней.